Дорога к людям
Шрифт:
Старший хирург Борис Григорьевич Егоров приступил к подготовительному этапу операции. Вскрыта черепная коробка. Большой костный лоскут отведен в сторону, его держат в марле отогнутым. Видна большая часть полушария, покрытого тончайшей мозговой оболочкой.
Если в первые минуты вас охватывает сильное волнение при виде этой картины, то вскоре оно исчезает бесследно, заглушенное чувством восхищения и восторга. В этом царстве разума, человечности, гуманности, торжествующей над слепыми силами природы, нет и не может быть места отчаянию, беспокойству, сомнениям.
Чтобы окончательно восстановить ровное состояние духа, подойдите к больному с другой стороны операционного
Это молодой еще человек, крупный работник промышленности, умеющий мыслить ясно и прямо. Без тени сомнений доверил он свою жизнь врачам, открывшим ему всю правду. Романтик техники, он успокаивается в обстановке этой операционной, где все целесообразно, где каждое движение, каждый шаг врача обоснованы всем опытом науки, где возможность ошибок почти исключена. Ему импонирует обилие точных аппаратов, регистрирующих его состояние на каждом этапе операции. Особый прибор измеряет количество потерянной им крови, чтобы в нужную минуту принять срочные меры. Другой прибор позволяет вести наблюдение за давлением крови, специальные аппараты непрерывно записывают сигналы о деятельности сердца, так что врачи всегда могут проверить свои наблюдения с помощью точной электрокардиограммы.
Подготовительный этап операции закончен. У изголовья больного появляется человек, который совершит самую сложную, казавшуюся недавно немыслимой, невероятной, работу по удалению гигантской опухоли из мозга.
Лицо его бесстрастно. Только в глазах можно увидеть отраженный свет того огня, той огромной сосредоточенной энергии, которые спрятаны глубоко в сознании. Он обменивается с больным двумя-тремя словами, чтобы почувствовать его состояние, и приступает к делу. Опыт всей жизни, напряженных научных исканий сосредоточен сейчас в его руке, сжимающей нож. Начинается борьба с темными силами, которые могли унести жизнь человека, если бы он не лег на операционный стол.
Николай Нилович Бурденко — ибо о нем шла речь с самого начала — точным, неуловимым движением освобождает участок полушария от тонкой оболочки.
Глазам открывается обнаженный человеческий мозг.
Когда вы наблюдаете за всем, что происходит в операционной, вы испытываете тот высокий подъем чувств, который можно сравнить только с впечатлением от вдохновенной патетической музыки, прославляющей торжество человеческого разума. Долго еще будет жить в вашем сознании эта минута, когда слезы готовы были брызнуть из глаз — не от нервного возбуждения, а от счастья, от гордости за человека, способного в самых грозных обстоятельствах отстоять самое важное, самое ценное, что есть на земле, — жизнь.
Это не случайно, что деятельность замечательного ученого Николая Ниловича Бурденко (никак нельзя считать его только хирургом) всегда совпадала с гуманистическими стремлениями социалистического государства, борющегося за жизнь и счастье всего человечества. Долгий и трудный путь прошел ученый, прежде чем его идеи в области медицины получили наконец полное и блестящее развитие в нашей стране. Никакой другой социальный строй не смог бы обеспечить его замыслы такой могучей поддержкой. Мы дальше увидим, что самая сущность его научных исканий несовместима с природой буржуазного государства.
Николай Нилович Бурденко родился в семье конторщика, служившего в частной экономии. Дед его был крепостным. Отец, Нил Карпович Бурденко, получал за свою работу пятнадцать рублей в месяц, а кормить ему приходилось семью в десять человек. В ранние годы жизнь не очень-то баловала будущего ученого. Он отдыхал душой и телом, когда дед и бабка забирали его к себе, в городок Нижний Ламов Пензенской губернии. Здесь жилось спокойно и сытно. Возле избы зеленел маленький сад. Мальчик помогал в хозяйстве, ходил за травой на леваду у реки, собирал падалицу в саду. Ему не было и шести лег, когда он поступил со старшими братьями в школу.
Вскоре отца уволили из экономии, он переехал с семьей в город. Дед и бабка хотели, чтобы мальчик стал священником, и определили его в духовное училище, затем в семинарию, но, когда пришло время переходить в духовную академию, юноша, увлеченный естественными науками, избрал для себя иной путь и без гроша в кармане отправился в Томский университет.
Он решил стать врачом. Да, это было его истинное призвание. Своим трудолюбием и исключительными способностями он сразу привлек внимание профессора медицинского факультета. Он был еще студентом, когда ему доверили обязанности препаратора, а затем помощника прозектора на кафедре описательной анатомии.
Профессора говорили: «У этого юноши талант хирурга, посмотрите, как увлеченно и глубоко он изучает анатомию!» За отличные успехи Николай Бурденко получил «стипендию Восточной Сибири». Будь этот юноша себялюбцем, равнодушным к чужим невзгодам, помышляющим только о собственных интересах, стипендия избавила бы его от нужды и полуголодного существования. Но страстное увлечение наукой не мешало Николаю Бурденко отстаивать убеждения, опасные в условиях царской России, грозившие изгнанием из университета. Произвол, насилие, духовное рабство всегда были ненавистны ему. Зимой 1899 года он участвовал в студенческих сходках, подписал протест против расправы властей с революционно настроенными студентами в Петербурге. Участь Николая Бурденко была решена. Из университета его исключили. Он искал работы. Стал фельдшером городской больницы в Нижнеудинске. Но тоска по науке томила его. Юноша был счастлив, когда профессора, помнившие своего талантливого ученика, добились его возвращения в университет.
Теперь он успокоится? Станет «благонамеренным»? Уйдет в сторону от надвигающейся революционной бури? Нет, Бурденко претили покой и трусливая осторожность обывателей. Всей душой он отдался любимой науке, но, как только вспыхнули новые волнения в Томском университете, Николай Бурденко опять навлек на себя гнев реакционных чиновников. Прощай, университет! Прощай, Томск! Полиция лишила опального студента права жительства в этом городе.
Снова поиски работы, снова скитания отверженного. Только в 1901 году Бурденко добился возможности перейти в Юрьевский университет. Юрьев — так называли в ту пору город, известный нам сегодня под именем Тарту. Что ж, быть может, вольнолюбивый студент наконец смирит свой непокорный нрав? Но Бурденко никогда не отступал от своего понимания правды и справедливости. Весной 1902 года он снова — уже в третий раз! — был изгнан из университета за участие в массовых студенческих демонстрациях.