Дорога к людям
Шрифт:
...Это было после первых боев корпуса К. К. Рокоссовского против превосходящих сил противника на реке Стырь, у Луцка, Здолбунова, Клевани, где люди его убедились: и малыми силами при умении и желании можно бить или хотя бы сдерживать яростный порыв неприятеля. Смоленщина. Дождь, дождь... Без карты, голодные, без табака брели мы, Павел Трошкин и я, по неведомому нам лесу в направлении к Ярцеву, где, как нам сказали, дислоцируется «группа» неведомого нам командира Рокоссовского. То было после чудовищно трудной переправы через Днепр под неистовой бомбежкой нацистов. Увидели сидящих под деревом троих военных, были они в плащ-палатках, и звания их определить мы не смогли. Но наши же! Подошли, назвали
— Куда? — спросил угощавший.
— В Ярцево.
Солдат улыбнулся — к кому?
— Да вот, говорят, есть там такой командир Рокоссовский.
Солдат промолчал. Не знал, видимо, такого.
Вдруг один из соседей того солдата спросил:
— Не пора ли нам, товарищ генерал?
Что? Солдат, оказывается, — генерал?
Высокий, худощавый, он встал и укоризненно поглядел на адъютанта, видимо. Ну, ясно — опасно же, нельзя в такой обстановке открывать достаточно высокое звание начальника кому бы то ни было, даже неизвестным корреспондентам!.. Позже мы узнали, то был Рокоссовский, привыкший перед любой операцией лично осмотреть местность предстоящего боя.
Так выглядело первое знакомство с будущим командующим 16-й армией Западного фронта. На Смоленщине врага наконец надолго остановили. Базируясь в Вязьме, корреспонденты «Известий», «Правды», «Красной звезды» для быстрой связи с редакциями даже телефоном обзавелись, даже пировали в свободный час, когда наезжали к нам Константин Симонов с коньяком и московскими новостями и драматург Константин Финн с новыми анекдотами и небылицами. Бывали в Ярцеве у Рокоссовского. Спрашивали, где начал он войну.
— В Киевском военном округе, у Кирпоноса, тоже бывшего кавалериста. Вам известно, готовность приграничных частей должна исчисляться не днями, а часами. В округе, к сожалению, было не так. Не совсем так. Июнь сорок первого, а не получено ни одной новой, современной машины, полагающейся корпусу по плану мобилизации. Вечером же двадцать первого перебежал к нам от немцев поляк, солдат. Сообщил — на рассвете гитлеровцы начнут вторжение в Россию.
— И тогда не началось еще пополнение танками?
— Нет. Машин явно было недостаточно. Боеприпасов тоже. Зато командиры частей действовали спокойно, уверенно, быстро, я мог на них положиться, дело свое они знали отлично... Немцы уже бомбили Киев. Вскрыв на свой страх и риск секретный пакет, — это разрешалось сделать только с ведома Совнаркома или Народного комиссара обороны, — узнал: приказано продвинуться в сторону Ровно — Луцк — Ковель! Мучила вражеская авиация. Множество наших летчиков гибло из-за неравных сил в боях с «юнкерсами», «хейнкелями», «мессершмиттами». Иные наши воздушные корабли были уничтожены, не успев подняться из-за отсутствия горючего, прямо на аэродромах. Еще бы, мы перевооружиться не успели: Сталин, оттягивая время, полагал, что нападение Гитлера будет начато не раньше сорок второго года... Но стоит ли говорить о прошлом? Сейчас положение еще более грозное. Так близка Москва!
Приближались трагические дни, когда тогдашняя 16-я, потом 19-я армия генерала Михаила Федоровича Лукина и еще три наших армии после грандиозного наступления войск фельдмаршала фон Бока по плану «Тайфун» оказались на многострадальной Смоленщине в тисках окружения. Военные корреспонденты метались по всем направлениям, не зная, где линия фронта, где тыл, где оккупированная земля. Но о тех неудачах наших известно многим.
Вспоминаю смоленский городок Ельню. Видимо, его расположение на важной для обеих сторон железной дороге привело к тому, что в конце лета сорок первого года он стал центром ожесточенных боев и дважды переходил
Как-то в разгар сражения мы с Петром Белявским увидели подходившего к нам Г. К. Жукова, командовавшего Западным фронтом. Мы смутились: пили из котелков пиво из привезенной откуда-то бочки. Маршал не обратил на это внимания, спросил, откуда мы, и поинтересовался, знаем ли мы Некрасова.
— О, уже две недели мы с его полком. Потрясающий командир.
— У нас, армейцев, такого термина в лексиконе пока нет, — усмехнувшись, заметил командующий. — Но командир, каких не так часто встречаешь. На них-то армия и держится в эти трудные времена.
...То было в сентябре первого года войны. Ельню, где многие корреспонденты, и я с ними, побывали тогда, наконец взяли бешеным штурмом, взяли в первый раз, и там видел я немало пленных немцев: понурых, но убежденных — их захватили случайно. Москва станет германской.
Было бы наивным утверждать, будто все годы войны я провел, как журналист, с Рокоссовским. Да, часто виделся с ним — под Москвой, на Брянском фронте, в дни Сталинградской битвы, в пору сражения против немцев, намеревавшихся рассечь у основания курский глубокий выступ наших войск в глубину расположения противника. Моими собеседниками были, главным образом, не генералы, а солдаты и офицеры маршала. Им и обязан я тем, что имею возможность рассказать здесь об их боевых делах. Одно из исключений — разговор с генерал-лейтенантом Михаилом Федоровичем Лукиным.
— В октябре, — вспоминал он, — под напором неприятеля с огромным его превосходством сил четыре наших армии все же попали в «котел». Окружены 19-я, 20-я, 24-я и 32-я... Я командовал 19-й. Положение этих наших войск затруднялось еще и тем, что они были разобщены территориально, связь, и то непостоянная, поддерживалась по радио или ординарцами, что совсем ненадежно. Тяжело, однако уверенности в себе мы не теряли, если не считать прирожденных трусов.
Разметанные по лесам группы постепенно сосредоточивали в одном месте, сколачивали во взводы, роты, полки всех видов оружия, комплектуя их соответственно пехотинцами, артиллеристами, которые, как всегда, чаще всего нас выручали, танкистами, очень пригодившимися в лесах кавалеристами.
Офицерам я, человек в общем-то мягкий, приказал установить дисциплину железную. Как ни странно, удавалось это легче, нежели в обычных, неисключительных, условиях войны. В окружении даже молодые или по натуре разболтанные бойцы понимали: только беспрекословное повиновение начальникам и сплоченность помогут им вырваться из «мешка» к жизни, на свободу. Контратаки наши вспыхивали все чаще, одна за другой в безнадежном почти положении. Наконец, собрав кого можно было из генералов на совет, решил большой группой войск начать пробиваться на восток. Напряжение страшное, однако часть наших сил прорвала густое вражеское оцепление и соединилась с регулярными частями Красной Армии. Условлено было с командовавшим группой прорыва: усилив ее другими полками вне окружения, он станет наступать на запад, на соединение с нами, и в конечном счете осуществит в сражении выход четырех армий из невиданного «плена». Не знаю, что помешало тому генералу выполнить мой приказ, но ожидаемого тогда не произошло.