Дорога к Марсу
Шрифт:
Булл наконец опомнился и заявил:
– А у меня есть пятьдесят граммов чистого виски. Восемнадцатилетней выдержки. Считай, ты их заработал, парень!
– Я больше не пью. Как Цурюпа, – грустно поведал Карташов.
Аникеев подозрительно взглянул на товарища, но говорить ничего не стал. Хотя на языке вертелась вечная малоросская сентенция: «Якщо людына нэ пье, вона або хвора, або подлюка». И с Цурюпой все было совсем не ясно… Кто это вообще такой?
На мониторе мерцало экстренное сообщение – всего несколько иероглифов.
– Учитель не высказывался о чудесном, силе, смуте, духах.
– «Лунь юй», седьмая глава, – пояснил Ху Цзюнь.
– Экстренное сообщение имеет приложение, – добавил Чжан Ли. – Мы начинаем тормозить позже запланированного. Большеносые снова ускорились, едва не врезались в комету. У тебя, конечно, есть соответствующая цитата из Конфуция?
– Относительно русских и кометы? Боюсь, нет.
– Относительно нас!
Ху Цзюнь встал по стойке смирно, насколько это было возможно в невесомости, и ответил:
– Учитель сказал: если хороший человек учил людей семь лет, их можно посылать в сражение.
Чжан Ли неспешно кивнул, принял максимально почтительную позу и сказал:
– Нас учил не один хороший человек на протяжении более долгого срока. Мы готовы сразиться.
Декларировав намерение победить или погибнуть, товарищи погрустнели. Каждый час, выигранный в гонке к Марсу, уменьшал их шансы на выживание. Если русских и американцев посадочный модуль и корабль возвращения уже ожидали на орбите Марса, то их «билет обратно» отставал, катастрофически задерживался. И все-таки они постараются прийти первыми, постараются выжить!
– Плотность гравитационного луча повысилась на тридцать процентов, – сверившись с приборами, сообщил Чжан Ли. – Мы можем ускориться еще сильнее!
– Нам не хватит топлива для того, чтобы вернуться на орбиту. Даже теоретически, – откликнулся Ху Цзюнь. – Торможение сожжет наши запасы.
– Если мы будем первыми, не так важно, вернемся мы или нет, – заявил Чжан Ли. – Если мы будем вторыми и не вернемся, о нас никто и не вспомнит.
– Скотта вспоминают. Иногда, – хмуро ответил Ху Цзюнь.
– Но Амундсена гораздо чаще. К тому же мы не можем не выполнить задания партии, хотим мы того или нет. Что значат наши жизни по сравнению с благополучием Поднебесной и пути, по которому пойдет история?
– Главное – правильно выбрать путь и не сходить с него, – согласился Ху Цзюнь. – Мы свой путь выбрали давным-давно.
– Организм сильно обезвожен, – заявил Жобан, завершив обследование чудом ожившего Карташова. – Странно, мы ведь постоянно вводили физраствор внутривенно. А в остальном – словно бы с вами ничего и не случалось, коллега. Поистине, возможности человеческого организма безграничны!
– Вы даже не представляете – насколько, – устало улыбнулся Андрей. – Причем откуда только силы берутся!
– Поспишь? – заботливо спросил Аникеев.
Карташов посмотрел на командира с ужасом.
– Да я уж выспался, Слава! На много дней вперед.
– Да… Наверное… Но
– Значит, надо восстанавливать силы. Работа – лучшее лекарство.
– Работы много. Сейчас сворачиваем парус, через три часа начинаем тормозить. Чем быстрее мы состыкуемся, перегрузимся и сойдем с орбиты, тем больше у нас шансов обогнать китайцев. «Лодка Тысячелетий» по траекторным возможностям начинает отставать, но тайконавтам не нужно пересаживаться с корабля на корабль…
И закрутилось.
Оранжевый шарик Марса рос прямо на глазах, набухал, словно апельсин в чудо-оранжерее. Космонавты без устали вращали лебедки, подтягивали одни стропы, ослабляли другие. Многокилометровый парус стягивался, превращался в мягкий золотистый комок. Увы, собрать дорогой и сверхсекретный парус из каэтана обратно в контейнер не удалось бы при всем желании, но и оставлять перед собой простыню размером в сто квадратных километров крайне неразумно. Если просто отстрелить стропы, парус уйдет в свободный полет. Что будет, если корабль его зацепит? Лучше не экспериментировать. И не оставлять после себя много мусора.
Булл и Пичеррили работали снаружи, в открытом космосе. Аникеев не покидал рубку управления. Жобан носился то туда, то сюда: рук не хватало. А Карташов, попытавшись свернуть парус усилием воли, потерпел фиаско и понял, что нужно привыкать к обыденной жизни. Очень хотелось рассказать командиру и другу о своих приключениях на зеленом Марсе, только Аникееву было совсем не до этого…
Карташов чувствовал себя чужим на празднике жизни. Металлические стены давили, воздуха не хватало, сердце билось тяжело. На душе становилось все тревожнее. Но настоящий шок Андрей испытал, когда в его голове прогремел голос:
– Встань и иди!
– Куда? – прошептал космонавт.
– В складской-два.
– А надо? – затосковал Карташов, словно его принуждали спускаться в подземелье со змеями или подговаривали влезть в клетку с тиграми.
– Надо, – уверенно ответил внутренний голос.
Карташов тяжело вздохнул и поплыл в сторону складского модуля.
В шлюзовую камеру Булл и Пичеррили вошли одновременно. Оба были усталыми, но довольными. Работа сделана как надо, Марс близко, и даже чудеса в жизни случаются. Нежданно воскресший русский – яркий тому пример.
– Жаль только, Гивенс не может рассказать о свойствах нашего груза из складского-два, – сквозь иллюминатор скафандра подмигнул итальянец Буллу. – Надеюсь, он тоже очухается, но пока мы должны ломать голову сами. Ты, случаем, не знаешь подробностей о суперкомпьютере… или что вы там запихали в таинственный второй отсек?
– Нет. Возможно, основной экипаж что-то знал. Нас поначалу просто не посвящали в такие секретные дела. А потом, видно, решили, что в этом нет нужды.
– Допустим, – скептически усмехнулся Бруно. – И все-таки ты лучше знаешь технику своей родины и менталитет соотечественников. Что они хотели сказать допотопным монитором и странными фильмами?