Дорога китов
Шрифт:
Эйнар кивнул им.
– Гаук, я знаю, ты ждешь этого с тех пор, как у тебя в прошлом году нога загнила и ты потерял два пальца.
Гаук вышел на свет костра - тени заплясали на его лице, и оно стало мрачнее. Он кивнул:
– Да. Без этих пальцев стал я нестоек. Порою, коль не поостерегусь, спотыкаюсь, как ребенок. Когда-нибудь это случится в бою.
Другие кивнули сочувственно. Если он споткнется в стене щитов, в опасности окажутся все.
– Стало быть, ты уступаешь без боя и позора?
– спросил Эйнар.
– Уступаю, - сказал Гаук.
– Кому?
– Гуннару Рыжему.
Вот оно что. Гаук волен уйти отсюда завтра со всем, что сможет унести, а Гуннар Рыжий займет его место. Во рту у меня пересохло. Я понял, какова дорога в Обетное Братство - вызови и убей того, кто уже в нем состоит, а потом принеси связующую клятву. Если только кто-нибудь сам не вызовется уйти по доброй воле.
Гаук и Гуннар уже хлопали друг друга по плечам, и Гуннар (по обычаю учтивости) предлагал Гауку выкупить то, что тот не сможет унести на своем горбу. А я потел и зяб, глядя на второго человека, когда Эйнар повернулся к нему.
– Торкель? Ты уходишь без боя и стыда?
– Ухожу, ради Орма сына Рерика.
В ответ послышался ропот. Торкель был опытным воином, хорошим секирщиком, а я, как выкрикнул Ульф-Агар, - всего лишь мальцом.
– Этот малец убил белого медведя!
– рявкнул отец в ответ.
– Что-то я не припомню рассказов о твоих деяниях, Ульф-Агар.
Темное лицо маленького человека стало еще темнее, и я понял тогда, какое проклятие тяготеет над Ульф-Агаром - проклятие славы. Он хотел бы остаться среди живых после того, как его не станет, он завидовал тем, кто имел то, чего он хотел и чего не мог украсть.
Ему позволяли всего лишь прикоснуться к преданию, вдруг понял я - и устыдился своего понимания.
Эйнар погладил себя по подбородку, размышляя.
– Трудно отказаться от хорошего человека ради неиспытанного. Для того и поединок. Иначе как узнаем, что мы получаем, коль не увидим новичка в деле?
Торкель пожал плечами.
– Не имеет значения, каков он - потому как он будет драться лучше меня, потому как я вообще не желаю драться. Драться с последователями Христа. Потому как моя женщина на Готланде - из них, и я дал ей клятву - поклялся клятвой Одина, - что не стану принимать участие в набегах на их святые места. Так что мне лучше уйти, потому как, ежели у Бирки такие замыслы, мне с ними не по пути.
Тут Эйнар нахмурился.
– Ты давал клятву всем нам, Торкель. Можно ли ее отменить из-за обещания женщине? Или твоя клятва нам меньше, чем клятва женщине?
– Ты никогда не видал моей жены, Эйнар, - мрачно сказал Колченог, кутая жилистое тело в огромный плащ.
– Непростое дело - нарушить клятву, данную ей.
Все, кто знал жену Колченога, рассмеялись понимающе. Прежде чем Эйнар успел ответить, Иллуги Годи стукнул древком о камень, и настало молчание.
– Это не обещание жене, - сурово сказал он.
– Это клятва Одину. Как бы глупо ни звучало, это все же клятва Одину.
– Наша клятва тоже приносится Одину, - возразил Эйнар, и Иллуги нахмурился.
– Наша клятва приносится друг другу под оком Одина. Клятва Одина, которую принес Торкель, может быть вернее, а сам Торкель, полагаю, должен смириться с последствиями того, что он принес слишком много клятв. И все же он не нарушает своей клятвы братству, если кто-то займет его место.
На это все закивали головами в знак согласия, а Эйнар пожал плечами и повернулся ко мне.
– Ладно, ты займешь место хорошего человека, Орм сын Рерика. Постарайся, чтобы мена оказалась стоящей.
Я принят - я шагнул вперед и хлопнул Торкеля по плечу. Он кивнул мне. И отошел.
Все было кончено. Я стал частью Обетного Братства Эйнара Черного.
Позже я увидел Торкеля и отца голова к голове - беседуют, и что-то изводило меня, тревожило и грызло, пока я не заговорил об этом с отцом.
– Ты это устроил, - упрекнул я, и к моему удивлению, отец ухмыльнулся и кивнул, прижав палец к губам.
– Да. Торкель хотел уйти - уйти на время. У него в Дюффлине ирландка, а Дюффлин прямо через море отсюда, но он не давал ей клятвы Одина. Клянусь задницей Локи, какой здравомыслящий человек стал бы это делать, а?
– Почему он хочет уйти?
Отец нахмурился и смущенно поскреб подбородок.
– Рассказы о сокровище Атли, - ворчливо ответил он.
– Торкель считает, что это глупости, полагает, что садок мыслей Эйнара отклонился от намеченного пути.
– Тогда почему он прямо так и не сказал?
– спросил я, юнец и дурак.
Мой отец хлопнул меня по плечу - не особенно нежно, подумал я - и ответил:
– О таком не говорят людям вроде Эйнара. Разумеется, коль у тебя нет изначального преимущества и быстрых ног и коль скоро ты не готов сражаться. Нет, Торкель решил уйти, когда оказался здесь, ему не хотелось сражаться, не хотелось терять все свое имущество. А так он благополучно уйдет с мешком рубленого серебра, ты же получишь хороший морской сундук, лишний набор одежды и пристойный щит.
– У меня нет ничего...
– начал я, но отец хлопнул меня по плечу. Глаза блестели в темноте.
– Слишком долго от меня не было толку, - сказал он.
– Теперь надо поспешать, чтобы нагнать упущенное, а гнуть спину на хуторе - это, думаю, уже не для моих старых костей. Так что я потрачу нажитое, как мне хочется.
– Потом помолчал и добавил: - Держи язык за зубами рядом с Эйнаром. Когда супит брови - он опасен.
И вот в сверкающей звездами предрассветной тьме я собираюсь вместе с остальными - меч в руке, щит Торкеля с начертанными в виде спирали рунами-змеями, - я дрожу, и у меня сосет под ложечкой.
Мы помогли столкнуть «Сохатого» с галечника, прежде чем наступит отлив, чтобы он не застрял на отмели на много часов. Мой отец, конечно, останется - он ведь кормчий судна и может понадобиться Колченогу, коль на них нападут. Также и Вальгард, если корабль потребует починки. Остальные восьмеро остававшихся - люди довольно крепкие, но у всех у них по той или иной причине были не в порядке ноги.
Удивило меня, что Скапти идет вместе с основным отрядом - не то чтобы я собирался сказать вслух, что он слишком толст для пешего перехода, - но еще сильнее удивился, увидев, что на нем кольчуга. Еще на нескольких тоже были кольчуги, только без нижних подкольчужных рубах.