Дорога китов
Шрифт:
Знаю только, что у него было два камня, вроде жерновов, свободно вертящихся. Один указывал на Северную звезду, а другой устанавливался на солнце. Таким образом отец узнавал широту, глядя на угол на солнечном камне. Он вычислял широту, пользуясь этим указанием и тем, что он называл собственным временем, отмеченным на счетной палочке.
Я так ничего в этом и не понял, но к концу четвертого дня плавания уяснил, отчего Эйнар ценит Рерика как кормчего - да оттого, что мы обнаружили землю как раз там, где и полагали ее найти, после чего мой отец, перегнувшись через борт, глянул на воду и заявил, что подходящий залив расположен не более чем в одной миле, там мы сможем сойти на берег, и все станет ясно.
Он читал воду, как охотник читает следы. Он замечал оттенки цвета там, где для всех прочих вода была как вода.
Настроение переменилось, и все вдруг стали шустрыми и занялись делом. Парус упал - огромная мокрая груда шерсти, которую нужно разобрать и развесить на рее. Пришлось попотеть.
Явились весла, гребцы расселись по скамьям-рундукам, Вальгард Скафхогг, корабельный плотник, взял щит и концом пропитанного сосновой смолой каната начал отбивать ритм, гребцы поймали ход, и мы двинулись.
Колченог прошествовал мимо меня, широко улыбаясь и похлопывая по круглому шлему на голове. В руках абордажная секира, в глазах - дикий свет. Тощий и не выше меня ростом. Никак не скажешь, что он старше на целых десять лет.
Я не мог понять, как такой слабак - хромоногий, очевидно, от рождения, ибо и по суше он ходил по-морскому, вразвалочку - оказался в конце концов в Обетном Братстве. Ответ я получил довольно скоро и порадовался, что не успел задать этот вопрос ему самому.
– Брось барана, Убийца Медведя, - хмыкнул он.
– Бери оружие и приготовься.
– Мы будем драться?
– спросил я, встревожившись. Только тут мне пришло в голову, что я понятия не имею, где мы находимся и кто наш враг.
– Где мы?
Колченог ответил мне своей безумной усмешкой. А Ульф-Агар, оказавшийся рядом, маленький, темный, как черный цверг, и столь же угрюмый, подхватил:
– Какая тебе разница? Будь готов, Убийца Медведя, и все. Вообрази, будто там - множество медведей. Это тебе поможет.
Я глядел на него, понимая, что он надо мной насмехается, но не понимая почему.
В одной руке у него секира, в другой - меч, а щит он презирает. Он скривил губы.
– Иди следом за Колченогом, коли боишься. Людей убивать, понятное дело, это тебе не медведей. Не всякий сгодится.
Я понимаю, что меня оскорбили; я чувствую, как кровь приливает к лицу. Я сознаю - и меня подташнивает, - что Ульф-Агар наверняка смертельно опасен с этой своей секирой и саксом, но - обида есть обида...
Чья-то рука сжала мое плечо, осторожно, но крепко. Толстобрюхий Иллуги Годи, с его аккуратной бородой и спокойным голосом, мягко произносит:
– Хорошо сказано, Ульф-Агар. И не всякому дано убить белого медведя один на один. Неужели, случись тебе совершить такое, ты не поделился бы своей радостью с сыном Рерика?
Ульф-Агар криво ухмыльнулся в ответ и промолчал, вдруг заинтересовавшись зарубками на своем саксе. Потом:
– У меня есть копье, Убийца Медведя, - проговорил он раздраженно, скроив гримасу.
– Коль ты оставил свое в голове зверя, так, может, тебе одолжить мое?
Я отвернулся, не ответив. Ульф-Агару очень хотелось бы, чтобы эта моя история была ложью, ибо самому Бальдру в таком деле пришлось бы туго, не то что тощему недорослю. А страшные сны мучили меня так, что по ночам я не раз просыпался, дрожащий и взмокший. Наверняка Ульф-Агар это заметил.
Кошмар этот был одним из тех, в которых ты спасаешься бегством от какого-то ужаса и при этом не можешь заставить ноги двигаться достаточно быстро - что и случилось, когда я вывалился из двери, предоставив Фрейдис ее судьбе. Я всхлипывал, задыхался и барахтался в снегу. Я падал, вставал и опять падал.
Ударился коленом обо что-то, да так сильно, что охнул. Деревянные сани. Медведь гонится за мной, пропахивая снег, точно корабль под полным парусом. А у меня меч Бьярни - я даже удивился, увидев его в своей руке.
Я неловко ставлю сани на полозья, делаю несколько шагов и падаю - наполовину в сани. Они проехали несколько футов и остановились. Я бешено отталкиваюсь ногами, и сани снова движутся. А медведь, слышу, хрипит и пыхтит, пробиваясь через снег ко мне - он почти рядом.
Я опять оттолкнулся, и полозья заскользили вперед, понемногу набирая скорость, все быстрее и быстрее. Взмах лапы свистит надо мной, точно ветер, тонкая пленка крови из раненной пасти покрывает мои уши и шею, он взревел... но я уже далеко, скольжу вниз с горы, медведь мчится неловкими скачками за мной - ревущие ярость и отчаяние.
Смесь снежной пыли и мрака, вой позади, и тут санки, накренившись, встают на дыбы, и я, вылетев, качусь кубарем. Я поднимаюсь, отплевываясь, голова идет кругом. Что-то темное, огромный валун, прокатывается мимо меня, все еще разбрасывая снег и кровь, вниз с горы к деревьям. Хруст, треск и один-единственный всхрип.
И тишина.
Я очнулся, кто-то меня трясет, я пялюсь на Иллуги и мне стыдно, что я уснул среди этой деловитой суеты.
– Мы в Стратклайде, - говорит он.
– У нас дело внутри страны. Эйнар все объяснит потом, но будь наготове.
– Стратклайд, - пробормотал Колченог, проходя мимо нас.
– Здесь нелегко устроить набег.
Высадка почти разочаровала меня. С мечом в одной руке и одолженным щитом в другой - щит этот Иллуги Годи, и ворон Одина на нем - я ждал в утробе «Сохатого», пока корабль по-змеиному тихо вползал в излучину.
Галечный берег простирался до кромки деревьев, а потом поднимался к красным от папоротника-орляка холмам, утыканным деревьями, скрюченными, как старухи. Там были и валуны, которые я на мгновение принял за овец - и порадовался, что не выдал свою глупость.