Дорога на Берлин

Осипов Кирилл

— Не хочешь? — бешено закричал Крылов, и голос его загремел под гулкими сводами. — Эй, взять его!

Дюжий детина подскочил к Верховцеву, несколькими умелыми движениями обнажил его вплоть до колен и швырнул на лавку.

— Плетьми его! — приказал Крылов, но вдруг усмехнулся. — Господин ратман, знать, не привык к плети. Еще занедужит. Почни его палочками.

Палач выбрал прут потолще, взмахнул им выше головы и со свистом опустил на спину купца. Слезов, крестясь, считал удары.

— Не на… не надо… — прохрипел купец. — Дам, все

отдам, в батраки, слышь, пойду, а дам…

— Вишь, как славно! Сразу бы так-то, и тебе, сударь мой, и нам поспокойней было бы. Унести его… Да следующего веди!

Четыре дня продолжалось следствие. Около ста человек были допрошены с пристрастием. Их били плетьми и розгами, пока, они не признавались в утайке той суммы, которую подсказывал им Крылов. Он не брезговал и маленьким доходом, Кузовлев дал тридцать рублей, Михаил Кудреватый — пятнадцать, Шарыпов — один рубль пятьдесят пять копеек. Все шло впрок.

Больше всего хлопот доставил Бичевин. Старик издавал душераздирающие стоны, но не признавался.

— Может, у него и нет столько? — вполголоса спросил ревизор у Слезова.

Тот замахал руками.

— У него в подвалах бочки с медной и серебряной деньгой рядами стоят, а злато ему, слышь, но ночам змей носит.

Умирающий старик признал пятнадцать тысяч, и его отнесли домой.

Главное было сделано.

Крылов отписал в сенат, что удалось ему собрать сто пятьдесят тысяч недоданных в казну денег и что за неплатеж запечатал он, сверх того, в нескольких лавках товары.

В ответ удостоился он благодарственного от господина Глебова письма. Стороной же дано было ему знать, что от пострадавших купцов во множестве доносы и жалобы в Петербург поступают, однакоже по строгому распоряжению генерал прокурора пересылаются прямо к нему, а там уничтожаются.

Прошло еще немного времени, и Крылова уведомили о награждении его тысячью рублей; к тому же сенат обнадеживал его, что по возвращении он и чином оставлен не будет.

Купечество было порядочно общипано. Поживиться с него было уже нечем. Собственно, теперь можно было ехать восвояси, но Крылову хотелось продлить свою жизнь в Иркутске.

Освободившись от дел, он снова предался удовольствиям: ездил на променады и танцовал «восьмерку» с трепещущими от страха и отвращения девицами.

Потом все это прискучило ему. Тогда он придумал интересную забаву: садился у окна и глядел на проходивших. Выбрав почему-нибудь одного, приказывал солдатам тащить его в дом и сечь изрядно розгами, а потом, угостив водкой, отпускал продолжать свой путь.

Мало-помалу жители перестали ходить перед домом Мясникова, но тогда Крылов сам отправлялся гулять по городу и, если бывал в дурном настроении, многих встречных приказывал пороть или сажать в кордегардию.

4

Но, видно, жизнь так устроена, что человеку не дано быть счастливым. Все, кажись, имел Василий Аристархович, все удалось ему, а в сердце у

него завелась червоточина. И причиной тому была простая женщина — мясниковская жена Катерина.

Как-то под вечер она, глядя мужу в глаза, сказала:

— Намедни левизор этот меня к себе звал. А не пойду — извести грозился.

— И что же ты, Катеринушка? — бледнея, спросил Мясников.

Положив руки на плечи Мясникову, она тихо сказала:

— Запомни, Павел Семеныч: пусть он со мной что хошь делает, хоть огнем палит, не лягу я к нему в постелю. Это вы, мужики, перед ним труситесь. А мы, бабы, упрямые. Мы к боли да к беде терпеливые. Ломать станет — и то стерплю, только в рожу его скверную плюну.

— Погубишь ты себя, да и меня тоже, — растерянно бормотал купец, с неловкой лаской сжимая Катеринины руки. — Ты бы с ним вежливенько… Извините, дескать…

Она отодвинулась.

— Ужли итти к лядащему присоветуешь? — презрительно сказала она и, сурово сжав губы, вышла из комнаты.

К ночи Крылов прислал за нею троих солдат.

— Велено доставить, — угрюмо произнес один, — доброхотно али силком.

Она оглянулась по сторонам. Мясников порывался что-то сделать, но руки его дрожали. Дети, забившись в угол, горько плакали. Катерина набросила на плечи платок и пошла с солдатами.

Коллежский асессор стоял посреди комнаты, заложив руки за спину. На полу валялась опорожненная бутылка.

— Явилась, душечка? — сказал он вкрадчиво и странней, подпрыгивающей походкой обошел вокруг нее. — Супротив меня идешь? Супротив Крылова! — Он заскрежетал зубами и рванул ворот рубахи. — Эй, ребята! Сия женка сегодня государева слугу честного обидела. А потому приказываю я ее тотчас наказать примерно. И вас за труды благодарностью не оставлю.

Катерина рванулась к дверям. Ее перехватили, скрутили руки….

Крылов, размахивая в такт руками, следил, как вспухали под розгами багровые рубцы.

— Постой, братцы, — мотнулся он вдруг и, припав вплотную к лицу Катерины, прошипел: — Скажешь слово — озолочу, возвеличу!

Схваченная жесткими руками солдат Катерина не могла пошевельнуться. Она только застонала и в упор глянула на ревизора. От этого взгляда Крылов побелел.

— Постой же! — Он кликнул солдат и велел привести Мясникова.

— Слышь, Павел Семеныч, — обратился он к бледному купцу, — ты на меня дотоль претензиев иметь не должен. В пытошную тебя не водили и денег всего пять тысячей с тебя взял. А в сей час прямо тебе объявляю: уговори ты жену свою сделать по-моему. Коли не уговоришь — пошлю тебя прямо отсюдова на виску, и там под кнутьями дух испустишь. А дом твой забрать велю, и ребята малые по-миру пойдут. Сказал я тебе теперь — и слово мое крепко.

Он налил себе стакан водки, выпил его залпом и тяжело опустился в кресло.