Дорога на две улицы
Шрифт:
Елена, увидев дочь, запричитала:
– Господи, Лелька! Ну разве можно! Какой бульон, какие мандарины! Нужно было отлежаться, прийти в себя! На тебе же лица нет – белая, как парадная скатерть!
Ольга и правда еле держалась на ногах – опустилась на стул и платком вытерла вспотевшее от слабости лицо.
Елена продолжала возмущаться, но было видно, как она соскучилась – руку Ольгину не отпускала.
– Заберу тебя через три дня, – пообещала дочь. – Врач сказал, что можно.
Елена порозовела от радости и все пытала
– Ну какие, мам? Какие у нас новости? Все дома, все болеют. Валяются на своих шконках и вытирают сопли.
Елена требовала подробностей – был ли участковый врач, слушал ли Арсюшу и Гаяне. Какие выписаны лекарства, ведет ли Гаяне температурный лист? Это очень важно – не пропустить пневмонию. Не дай бог, в ее возрасте и с ее легкими!
Ольга вяло отчитывалась и мечтала поскорее добраться до дома и рухнуть в постель.
После больницы пришлось заезжать в магазин и на рынок – в доме было пусто, хоть шары катай.
Нагрузив полную машину продуктов и всякого прочего баловства, заехала еще и в «Детский мир» – купить что-нибудь мальчику для поднятия настроения. Конструктор или машинку. Купила и то и другое. Заскочила в книжный – купить свежий детектив Гаяне и чего-нибудь детское, непрочитанное, для Арсюши.
Когда она, нагруженная, как ломовая лошадь, свалив пакеты и сумки у двери, пыталась выудить ключи от квартиры из бездонной, словно черная дыра, сумки, дверь распахнулась и на пороге показалась растерянная и дрожавшая Гаяне.
Она теребила воротник халата и испуганно смотрела на Ольгу.
– Что, господи? – крикнула Ольга. – Кто? Мама?
Гаяне мелко затрясла головой:
– Живы, все живы, Леленька!
Ольга схватилась рукой за сердце.
– Говори! Не тяни, ради бога!
– Уехали они, – шепотом сказала Гаяне и заплакала. – Собрали чемодан и уехали. На машине. Она их ждала внизу.
Ольга прислонилась к стене. Закружилась голова, подкосились ослабшие ноги.
– Иди в комнату, Гаечка! Иди! А то здесь так дует. Снова простудишься.
«Надо разобрать сумки», – пробежало в голове.
Сумки! Какая чушь. Чушь, а надо – вот что смешно. Так смешно, что…
Она затащила пакеты в квартиру. Машинально, словно робот, начала раскладывать продукты – сыр в сырную коробку, ветчину – в контейнер, масло – в масленку. Селедка, апельсины, печенье.
Взгляд упал на пакет из «Детского мира».
Господи! И за что ты мне посылаешь такие испытания! За что? Можно бить по щекам, по почкам. Можно. Но ведь не так – наотмашь! Так, что останавливается сердце!
Нет. Нет. Надо взять себя в руки. Потому что есть мать, есть Гаяне. Есть эти две старухи, за жизнь которых она отвечает.
Она заставила себя встать и пошла в комнату Гаяне.
Та сидела на кровати и смотрела в одну точку.
Ольга села рядом.
– Никто не умер, Гая. Все живы. У каждого свой выбор, в конце концов. Когда-то его
– Закончилась, – прошептала Гаяне. – Для меня – закончилась. Все у меня отобрали. Все. Ничего не оставили. Вот только вопрос – почему? За что, Леля?
Смотреть на нее было невыносимо. Слушать ее было невыносимо. Жить было невыносимо.
– Гаечка! – тихо и твердо сказала Ольга. – Мы с тобой все уже знаем. Мы с тобой – самые сильные. Но через два дня я забираю маму. Она еще очень плоха. И нам надо придумать, ЧТО мы ей скажем. Понимаешь? Ну хотя бы на первое время!
– Придумаем, – эхом отозвалась Гаяне. – Что-нибудь придумаем.
Ольга кивнула и встала с кровати.
– Выпей успокоительное и ложись. А потом будем обедать. Ну не пропадать же такой вкусноте!
Она вышла из комнаты и подумала: «Господи! Только дай силы! Пожалуйста! Дай силы пережить еще и это!»
Елена ходила по квартире и радовалась так, будто не была дома тысячу лет.
Сразу взялась протирать пыль и расставлять посуду на кухне.
Горевала, что в этом году не наряжали елку.
– Ну мам! Не до этого было, все же свалились, – вяло оправдывалась Ольга.
Мать продолжала ворчать:
– Ребенку все равно нужен праздник. Ощущение праздника, подарки под елкой, мифический Дед Мороз. Ты, кстати, Лелька, верила в Деда Мороза лет до одиннадцати! Слышишь, Гаечка! – И Елена смеялась.
Про Машку было придумано – уехала к подружке в Ригу.
С Арсюшей, разумеется. Переменить обстановку.
Елена сокрушалась и ругала дочь – отпустить в такую даль, после болезни! Ну хотя бы одну! А тут еще с мальчиком!
Ольга отмалчивалась и переглядывалась с Гаяне. Та крепилась из последних сил – только бы не навредить Елене. Это было сейчас главное, главнее собственного страдания.
Где-то через неделю Елена, словно что-то почувствовав, начала нервничать.
– Звонила Машка? – без конца спрашивала она. – Когда? На мобильный? Тебе на работу? А почему не домой? И со мной даже ни разу не поговорила – после больницы. И с Гаей. Нет, что-то здесь не так! На нее не похоже, – Елена, сомневаясь, качала головой. – Ты ей скажи, чтобы она НАМ позвонила! – теребила она дочь.
Однажды зашла в Ольгину комнату среди ночи.
– Леля, – потребовала она, – скажи мне правду! Я же чувствую – с Машкой что-то случилось! Или – с Арсюшей? – и она, побледнев, положила руку на сердце.
Ольга села на кровати и вздохнула.
– Не мучай меня, мамуль! Все в порядке с твоей Машкой. И с Арсюшей тоже! Все живы и здоровы! Вот как ты думаешь, могла бы я работать, есть, пылесосить, спать, наконец, если бы с ними что-нибудь случилось?
Елена пожала плечами:
– Не знаю, Лелька. Но чувствую – что-то здесь не то и не так!