Дорога на Торхольм
Шрифт:
Пока народ разбегался из землянки, стараясь быстро и на ходу придумать точку назначения своего бега, Влад оценил искусную гномью поделку, подаренную Кате. Он восхищенно присвистнул. Изящный каменный браслет, сделанный из перевитых цепочек, соединяющих четыре украшенные сложным орнаментом пластины, выглядел очень стильно и симпатично. Аккуратность безделушки, судя по ее фактуре, однозначно говорила о том, что она с немыслимым уровнем мастерства вырезана из одного куска камня!
Пока Влад приобщался к культуре гномов, разбегающийся народ тем временем мотал на ус, что конунг жесток и суров, но в случае чего можно обратиться и к Кате. Как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Жестокость конунга подтверждала поскрипывающая на ветру виселица, постоянно пустующая, но сделанная Владом специально для воспитательного и наглядного эффекта. И она создавалась только как часть ансамбля наглядно-прикладных зданий. В
Но "дисциплинарный отсек" одним своим существованием и откровенно пугающим видом десятка обслуги, корпуса палачей, отобранных по строжайшему отрицательному фейсконтролю, наводил на грустные мысли солдат, которых в обязательном порядке ознакамливали с этим "аппендиксом средневековья", как высокопарно обозвала его как-то зараженная гуманностью излишней цивилизованности Марина.
И самая умненькая и скрытная из хакерш конечно права, если опять, конечно, предположить, что цивилизация влечет за собой повышенную гуманность. Однако, как мы знаем из прошлого, например из истории освоения Америки в Новое Время — коренное население которого в настоящее время, в пустынных резервациях пытается прожевать щедрый подарок главного цивилизатора товарища Колумба, 90 % потерянной численности на пути к цивилизации, это еще не предел.
— Да, попахивает, зато работает! — такую фразу произнес конунг в ответ на это замечание. — Лучше сразу напугать, чем потом скажут, что командир "излишне жесток". Зато мы не топим в бадьях с водой, как эльфы в Гуантанамо.
В общем, по большому счету, можно было сказать, что Влад пока успешно справлялся с нелегким делом администрирования сбитых в одну пятитысячную толпу оголтелых банд наемников.
Зато слухи, которые сейчас циркулировали по военному лагерю могли послужить основой сразу для целой серии приключенческих романов паре-тройке романистов-беллетристов и целому выводку литературных негров. Почти каждый в наемной армии знал, что за меч носит на поясе Великий конунг. Но больше всего вопросов и пересудов у солдат всех рангов вызывали семейные связи, опутывающие руководство. Кто говорил, что Нюкаэль сын Вальдура от Эльгар-Эль-Элендиэль, которую тот и убил собственным мечом; другие в отпрыски конунга, от не названной принцессы-дроу, записывали еще и Трейва. Для перемывающих косточки был не совсем ясен и статус обоих молодых "ведьм" — по одной версии они считались женами конунга, по другой — любовницами Нюкаэля, по третьей — и то и другое вместе. Наблюдательные люди утверждали, что Катерина Арвенстарская — дочь Вальдура и что с ее помощью он имеет влияние на принца Нюкаэля. Ходила также версия, что Трейв полюбил неправильной любовью другого, светлого принца и теперь тщетно добивается взаимности. Но всей правды никто не знал, а излишне любопытных и языкастых палаческий корпус порол с особой оттяжкой.
Существовал еще один нюанс, который следует осветить. Нет, это не личное участие конунга в расследовании истории: "кто не заплатил бордельным работницам и выпрыгнул в окно солдатской гостиницы?" Это повлекло, кстати, забастовку работниц этого славного труда, жестоко подавленную гвардейскими частями — а именно гномами. И не дознание о зачинщиках драки между людьми виконта Джелле, они же "команчи", они же кавалеристы, и ротой меченосцев, двумя взводами лучников и тремя взводами пикинеров, они же "делавары", они же пехота. В результате драки конунг на неделю остался без конницы, воины которой лежали в лазарете и упивались "живой водой", братаясь с отдыхающей рядом по тому же поводу стонущей пехотой.
Произошел, конечно, довольно неприятный инцидент, но зато взаимное уважение родов войск, после данной эпохальной драки, взлетело на небывалую высоту. Вернувшись с больничных коек, ранее недолюбливающие друг друга соратники по ремеслу, начали здороваться при встрече и даже открыто общаться.
Влад, кстати, поставив перед Кольгриммой, Ингваром и Хагеном задачу обеспечить любой ценой бесперебойное поступление "живой воды" для нужд лазарета, снова благоразумно не став интересоваться, каким образом они со своими людьми это сделают. Влад точно знал, что на жертвы для прикормленного "духа леса", вновь посаженного у ближайшего родника, не брались провинившиеся люди из лагеря, так как он четко сказал: "Где живем — там не гадим", но по лесам пока хватало шляющихся дезертиров, которых никто не считал. Да, по факту, он догадывался, что в жертву приносятся люди, других вариантов у его подчиненных просто не было. Окружающий мир был довольно жесток, и следовало выбирать — или жалобная гуманность и проигрыш всего дела, или победа и достижение поставленных целей.
Так вот, нюанс, о котором непременно стоит рассказать, это рассказ про процесс распространения веры в нового бога Маниту. Главным движителем этого процесса, координатором по просветительской и миссионерской работе выступал непревзойденный никем в риторике Мудрый Скарви. Сам Влад, в этой жреческой иерархии, занимал свое почетное высшее место по праву основателя религии и "голоса Маниту" — фразы с присказкой "А Маниту говорил…" теперь служили аксиомами и постулатами пока еще устного "священного писания", где главным толкователем выступал преподобный Скарви. Старик обзавелся даже небольшим, но верным жреческим аппаратом, который помогал первосвященнику во всех его начинаниях. Надо возвести самое высокое здание в лагере — они брались за топоры и рубили венцы для дома Маниту, как заведенные, работая даже ночью. Надо собрать достойную коллекцию томагавков и "трубок мира" у "столба Маниту" — и эти люди шли в кузницы, мастерские и сами ковали, пилили, изготавливая вещи культа. Отдельного рассказа заслушивают проповеди и способы донесения "слова Маниту" до наемников. Скарви, конечно, продолжал собирать толпы, но в процесс активно стали включаться и его последователи. Они входили в казармы и бараки и вели разговоры о Маниту. Запас фраз и притч был у них, конечно, ограничен, но каждый вечер Мудрый Скарви проводил мастер-класс среди своих учеников, иногда приглашая на эти беседы и конунга. Влад имел собственное мнение по многим вопросам, далеко расходящееся с бытующим вокруг мировоззрением, но Скарви умел настолько грамотно интерпретировать и пересказать своими словами любую его мысль или идею и донести в нужном ключе внимающим, что конунгу только оставалось удивляться и завидовать. Он втайне подозревал, что Мудрый просто использует его как источник пополнения информации для своей устной "книги Маниту", но пока такое положение дел устраивало всех, так как Скарви беспрекословно слушался конунга по любым вопросам, даже имея противоположное мнение. Нельзя сказать, чтоб новая вера распространялась со скоростью лесного пожара, но то, что поток последователей постоянно пополнял живительную реку культа Маниту, это, из-за наглядности процесса, происходящего у всех на глазах, не требовало лишних доказательств.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В славном войске конунга разные полки,
Пусть все они с оружием, но шваль как ни взгляни.
Вот спецназ, элита, из здоровых лбов.
Конные Команчи, бьют без лишних слов.
Карлики-саперы, с рыжей бородой,
Артиллеристы гордые, с меткою стрельбой.
Могикане злобные — наш гвардейский полк,
Делавар, Гурон и Сиу — каждый злой как волк.
Пятый полк, Шаейны — что слабее всех,
И с этим вот отребьем к нам пришел успех.
Через две недели после прибытия под стены неприступной твердыни, Влад имел в активе зачатки администрации, структурированное, правда больше на словах войско, четверть прокопанного хода к цитадели и целый ряд разномастных метательных машин.
И вот с последними достижениями технического прогресса, он и решил поутру познакомить осажденный гарнизон замка Ногт. Влад вскарабкался на семиметровую вышку, сделанную специально для корректировки артиллерийских стрельб и дал отмашку на начало боевых испытаний.
Первыми концерт начали полдюжины эйнармов. Их относительная простота изготовления и обуславливала самый многочисленный парк среди осадных машин. Основу эйнарма составляла упругая доска, которая распрямляясь, посылала увесистые подарки противнику. Следующим заработал, отрабатывая свою музыкальную партию, онагр. Конунг рассчитывал на артиллерийскую точность, но каждый следующий выстрел был не похож на предыдущий. Жгуты постоянно ослаблялись, сама конструкция страшно сотрясалась при каждом выстреле, и после седьмой попытки хоть куда-нибудь попасть — метательная ложка переломилась о хрустнувшую балку стопора. К этому времени все эйнармы тоже повыходили один за другим из строя, выдав от двадцати до сорока выстрелов на "ствол". Влад расстроился. Но его последний конкурсант на этом конкурсе осадных машин, можно сказать фаворит, носил уклончивое и невнятное название экспериментального гибридного требуше. Боевые испытания метательных машин подошли к кульминационной точке, партии солиста.