Дорога на Вэлвилл
Шрифт:
– Боюсь, у вашей жены серьезные проблемы, – произнес наконец доктор, решительно развернувшись лицом к Уиллу.
Уилл не выдержал удара. Он отшатнулся, каблуки его туфель глубоко ушли в землю.
– Что это значит? – прохрипел он. – Вы хотите сказать, что ей… что ей хуже?
Доктор тоже остановился, продолжая, однако, сгибать колени и двигать плечами, маршируя на одном месте. Блезе, закованный в сталь и хранящий молчание, стоял рядом.
– Господи боже ты мой! – взорвался доктор. – Неужто вы слепы? Речь идет о вашей жене, сэр! И вы хотите сказать, что до сих пор ничего не замечали?
–
– А! – сплюнул доктор, по-прежнему высоко вскидывая ноги и ритмично работая диафрагмой – глубокий вдох, в легкие поступает чистый целительный воздух.
– Я ничего подобного не предписывал. Или вы полагаете, что я умышленно морю пациентов голодом? – Не дожидаясь ответа, доктор продолжал: – Она лечит себя голоданием. По собственной инициативе. Как будто вдруг сделалась врачом, как будто прошла практику в Бельвю и наставила уже десятки тысяч страждущих на путь здоровья и процветания, как будто все это, – одним жестом он охватил и здание, и прилегавшие к нему угодья, огромное налаженное предприятие по производству здоровья, – как будто все это – шутка, мираж. Что вы на это скажете, сэр? Это ваша жена!
Уилл не знал, что ответить. Разумеется, Элеонора приехала в Бэттл-Крик: с целью прибавить в весе, а не похудеть. Но, учитывая, какой пищей здесь кормят, можно ли винить ее за голодную забастовку?
– Это очень серьезно?
– Серьезно! – взорвался коротышка, задыхаясь от возмущения, словно бородой подавился. Он дважды повернулся вокруг собственной оси, как борец, уворачивающийся от противника.
– Это еще не самое худшее. Дело обстоит гораздо серьезнее, чем вы можете себе вообразить. Лечебное голодание может в определенных случаях принести пользу – разумеется, если оно предписано врачом и проходит под строжайшим медицинским контролем. Но мало этого – ваша жена, по-видимому, пустилась во все тяжкие, – Келлог сделал паузу, скосил глаза, изогнул уголки губ. – Она консультируется у некоего лица, не принадлежащего к штату Санатория.
Тут Уилл припомнил особняк в стиле Тюдор, человека, отворившего дверь, его усы и монокль.
– Да, я знаю, – пробормотал он.
Это признание повергло доктора в шок. Губы его беззвучно шевелились. Уилл видел, как на физиологическом челе проступают бисеринки пота.
– Вы знали?! – повторил его слова доктор.
Высоко над головой тучка набежала на солнце. Уилл кивнул.
– Этот человек шарлатан! – заорал доктор Келлог. – Обманщик. Он опасен. Он именует себя доктором – как бишь его зовут, Блезе?
– Шпицфогель, Шеф!
– Шпицфогель! – Доктор попробовал это имя на вкус и отверг, как несвежую пищу. На благородных висках вздулись жилы, всезрящие очи метали молнии. – Вам известно, чем этот человек с ней занимается? Вы имеете хоть малейшее представление? Или вам и дела нет до собственной жены?
Уилл встревожился. Речь шла о чем-то анти-Санаторном, чувственном, о высвобождении первичных инстинктов – только это могло довести Великого Целителя до подобного состояния.
– Мне… есть дело до моей жены, – с трудом промямлил он. – Так что же? Что этот человек… – он с трудом выдавливал из себя слова. Остаток фразы он проглотил одним
– Мануальная терапия, – презрительно выговорил доктор. – Die Handhabung Therapeutik. – Это иностранное название прозвучало как нечто гадостное, совершенно омерзительное. – Он массирует ее матку.
Уилл не сразу постиг смысл его слов. Массирует матку? Что это значит, во имя Господа? Он начал соображать: матка Элеоноры, то интимное место, касаться которого смеет только муж, только он один… Да нет, это немыслимо! Уилл испытал острый стыд. Лицо его залилось краской.
– Вот что происходит с вашей женой! – подчеркнул доктор. – Именно к этому приводят попытки самолечения. Вот что получается, когда пациенты воображают, что знают больше, чем лучшие медицинские умы современности, когда они отваживаются сами заниматься своим здоровьем! – Какое-то новое выражение проступило теперь на лице Шефа, выражение, весьма напоминающее злорадство. Он прищелкнул пальцами:
– Блезе!
Уилл почти не обратил внимания на секретаря, выступившего вперед с какой-то матерчатой сумкой в руках. Он смутно припоминал, что секретарь всю дорогу нес эту сумку с собой. И вдруг Уилл провалился в бездну: из сумки Блезе извлек столь знакомое приспособление – электрический пояс. Хотя аппарат по-прежнему был в прекрасном состоянии, было отчетливо видно, что им немало пользовались. Следом Блезе предъявил и прилагавшийся к поясу суспензорий для гениталий.
Оба – и доктор, и его прислужник, – сложив руки на груди, испепеляли Уилла взглядом. Прошла секунда, потянулась вторая.
– Сестра Блотал нашла это у вас под кроватью, сэр, – пояснил наконец доктор. – Что вы можете сказать в свое оправдание?
Уилл повесил голову. Он мог думать только об Элеоноре, об Элеоноре и Беджере, об Элеоноре и псевдовраче, об Элеоноре и ее… матке!
Доктор подступил ближе, размахивая Гейдельбергским поясом и грозно отчеканивая каждое слово:
– Вот оборотная сторона моего ремесла! – гремел он. – Вот из-за чего ваша жена сейчас подвергается смертельной угрозе. Попытки самолечения! Слушаете любого болтуна и мошенника, который пожелает вас обмануть! Следуете самому низменному и жалкому из плотских желаний! Разве вам не известно, что это приспособление может вас убить? Разве вы не осознаете, как тяжко вы больны? Чтобы человек в вашем состоянии… – Искреннее изумление помешало Келлогу договорить. – Даже однократное извержение семени может оказаться для вас роковым. Но что меня больше всего поражает – вы втайне пытаетесь укрепить свои репродуктивные органы в тот самый момент, когда ваша жена оказалась в ужасной беде именно из-за этих самых органов!
Хотя Уилл не мог вполне постичь логику этой речи, он чувствовал себя глубоко оскорбленным. Такого унижения ему никогда еще не доводилось переносить. Он продолжал тупо глядеть в отражавшие свет очки доктора.
Целитель, будто угадав его помыслы, вновь железкой хваткой придержал Уилла за руку.
– Я ничем не могу ей помочь, – произнес он тихим, очень серьезным голосом. – Я всего лишь врач, а не муж. Говорю вам, сэр, говорю вам от всего сердца: позаботьтесь о вашей жене.