Дорога на Вэлвилл
Шрифт:
Элеоноры в ее комнате не было. Не обнаружилось ее ни в пальмовом саду, ни в женском гимнастическом зале. Уилл носился вверх и вниз по лестнице, стучал в десятки дверей. Никто не видел его жену. Пылая возмущением, чувствуя боль в сердце, Уилл вышел к обеду пораньше, надеясь застать Элеонору в столовой. Он просидел там два часа, выслушивая повесть Харт-Джонса о повадках птиц, обитающих в Озерном Крае, где тот родился и вырос, на горе всем, кто оказался в пределах досягаемости этого громогласного рассказчика. Ни Элеонора, ни Беджер так и не пришли.
В три часа
За ходом спектакля следить было сложновато, хотя в нынешнем его состоянии Уилла вряд ли смог бы увлечь даже Уайльд или Ибсен. Прошло с полчаса, и Уилл начал понимать, что роль, предназначавшуюся Элеоноре, играет какая-то другая женщина. Эта дама присутствовала на сцене с самого начала, участвуя в дуэтах с миссис Тиндермарш, однако Уилл полагал, что это прислуга или какая-нибудь дальняя родственница. Теперь он осознал свое заблуждение. Итак, здесь Элеоноры тоже не было.
Резко поднявшись в темноте, Уилл направился к сцене и попытался там расспросить об Элеоноре. На него зашикали. Упав в кресло прямо перед сценой, Уилл нервно считал мгновения до окончания репетиции. Тогда он подошел к миссис Тиндермарш.
– О, мистер Лайтбоди! – вскричала она. – Как мы вам понравились? Мы сумеем завоевать публику?
Вокруг мелькали какие-то лица, неузнаваемые в сценическом гриме. Уилл тревожно огляделся.
– Да, да, разумеется, – выдавил он. – А где же Элеонора? Я думал, она играет роль жены.
Взгляд миссис Тиндермарш метнулся в дальний угол зала. Она машинально погладила усы, испачкав себе пальцы.
– Разве она вам не сказала? – пробормотала она, оглядываясь в поисках салфетки. – Она отказалась от роли две недели назад. Процедуры отнимают у нее слишком много времени. Глория Гепхардт играет вместо нее.
Только поздно вечером Уиллу удалось застать жену в ее комнате. Она и к ужину не выходила, хотя этот тупица Беджер в столовой был и без умолку разглагольствовал о полезной пище, в особенности о корнеплодах, а также о великих людях из числа своих знакомых. Элеонора читала, лежа в постели. Уилл застал ее врасплох (он не стал стучаться). На лице Элеоноры проступило виноватое выражение, и она быстро сунула книгу под подушку.
–
Уилл предпочел не отвлекаться на светскую беседу.
– Я говорил с доктором Келлогом, – заявил он. Он навис над кроватью, содрогаясь от гнева, крепко сжимая кулаки.
– Да? И что он тебе сказал? – Ее спокойствие сводило мужа с ума. Она играет с ним, лицемерит, прикидывается. – Лучше поцелуй меня.
Уилл застыл на месте.
– Я не собираюсь тебя целовать. Я хочу знать о докторе Шпицфогеле.
Это имя хлестнуло Элеонору по лицу, словно кнут, но она держалась молодцом.
– Да? А что такое?
Как она осмеливается на подобную дерзость? Этот человек массировал ее матку, об этом уже всем известно!
– Я видел его дом, – вот и все, что он догадался сказать.
– Уилл! – теперь она почти мурлыкала, глаза большие, яркие. Такая дорогая, такая близкая! – О чем речь? Тебя что-то тревожит? Неужели ты ревнуешь меня к врачу? – она снова рассмеялась – легкая, звонкая трель, – ей и впрямь забавно. – Подумать только – ты сделался фанатиком Бэттл-Крик. Стоило мне обратиться к другому врачу, и ты реагируешь на это так, словно наступил конец света.
– К другому врачу! – он швырнул ей в лицо ее же слова. – Он такой же врач, как я!
Глаза Элеоноры сделались колючими, знакомая морщинка пролегла между бровей.
– С чего ты взял?
– Доктор Келлог мне все рассказал. Твой любимый доктор Келлог. И он рассказал мне, что именно этот Шпицфогель проделывает с тобой под видом лечения, и это возмутительно, Элеонора, я… я считаю, ты обязана объясниться. Да, я требую от тебя объяснений, здесь и сейчас, немедленно, сию минуту. Довольно отговорок, довольно ссылок на «биологическое существование». Этот человек массировал тебе матку, так? Отвечай!
Элеонора побледнела, несмотря на загар. Она провинилась, она была поймана с поличным, но она не дрогнула, не опустила глаза.
– Да, массировал. И что в этом такого? Это вполне пристойная и очень эффективная методика лечения моего заболевания. К тому же лечение вовсе не сводится только к этому…
– В самом деле? Что же еще он массировал? Твою грудь? Твой зад?
Элеонора так резко вскочила с кровати, что застала Уилла врасплох. Он неуклюже отступил, чтобы избежать столкновения. На Элеоноре была ночная рубашка – новая, он никогда прежде ее не видел, со свободным воротом, очень соблазнительная, – но Уилл не успел как следует рассмотреть – жена со всей силы врезала ему по лицу открытой ладонью, затем ударила еще раз, еще, пока он не перехватил ее руки.
– Пусти меня, сукин сын, пусти меня! – визжала она, извиваясь в его руках. Ее локоть, острый, как нож, вонзился ему в бок, и она вырвалась. – Убирайся! – заорала она вновь, и Уилл услышал шаги в коридоре.
– Нет! – выдохнул он, чувствуя, как ярость нарастает в нем, сметая доводы разума и способность владеть собой. Он готов был ударить в ответ, сбить Элеонору с ног, причинить ей боль. – Больше так продолжаться не может. Хватит с меня этой ерунды, что Келлога, что Шпицфогеля, что Беджера. Мы возвращаемся домой.