Дорога перемен
Шрифт:
Дядя Джоли, который только что разговаривал со спасателем, с разбегу ласточкой ныряет в пруд, а вынырнув, продолжает:
— Из-за химикатов это место похоже на гигантскую синюю чашу. Они подсинивают воду, чтобы не так быстро разрастались водоросли.
— Водоросли… — повторяю я. — Какая гадость!
Я не сомневаюсь, что водоросли, или еще чего похуже, растут и на пляжах Сан-Диего, но, отдыхая там, ты уверен, что их смывает течением.
Мама тоже находит себе занятие: она расстилает полотенца на небольшом клочке пляжа. Смешно, это вообще-то сложно и пляжем назвать. Больше похоже на пару
Мама создает колонию из полотенец. Она укладывает полосатое рядом с розовым, полотенце с логотипом «Отверженные» рядом с полотенцем от Ральфа Лорена. В торце всех четырех она раскладывает большое клетчатое одеяло. Интересно, кто будет на них ложиться? Она совершенно не обращает внимания на то, где находится солнце.
— Эй! — окликает она Сэма, но он ее не слышит.
Если уж говорить точно, именно в тот момент, когда она его окликает, тело Сэма ударяется о воду, совершая двойной кульбит. Для человека, прыгающего без трамплина, он чрезвычайно высоко и красиво взлетел. Мы все, уже находившиеся в воде, зааплодировали. Сэм подтягивается, вылезает на второй пирс и отвешивает поклон.
У него, в отличие от Хадли, сбитое тело. На груди растут темные волосы в форме сердечка. Как ни удивительно, но волосы на ногах не такие густые. У Сэма широкие плечи и узкая талия, сильные руки (еще бы, столько поднимать!) и мускулистые ноги. Я вспоминаю, что за ужином был разговор о том, что для него трудно подобрать джинсы — в бедрах они узки, в талии широки, ну, или что-то в этом роде.
— Давай наперегонки, — предлагает Хадли, подплывая сзади.
Он энергичным кролем пересекает пруд и едва не сталкивается с дядей Джоли, который лениво плывет на спине, что-то напевая на иностранном языке. Я вспоминаю, что плавание для дяди Джоли сродни религии. Мама говорит, что она понятия не имеет, откуда это у него.
Я догоняю Хадли уже на противоположном берегу пруда.
— Это потому, что ты на десять лет моложе.
— Да ладно тебе! — смеюсь я. — Ты просто ищешь оправдание.
— Неужели? — отвечает он, хватает меня за волосы и удерживает под водой.
Когда он отпускает меня, я проплываю между его ног, касаясь пальцами внутренней стороны бедер.
— Так нечестно! — возмущается он.
Мы плывем к берегу, где, набирая в ведерки мокрый песок, возится группа ребятишек. Мы с Хадли садимся на мелководье, вода плещется у наших рук.
— Раньше я только этим и занималась. Строила замки из песка.
— Ты выросла на берегу океана. Должно быть, у тебя получалось это очень красиво, — говорит Хадли.
— Я ненавидела их строить. Только начнешь гордиться плодами двухчасовых трудов, как все смывает волной.
— Поэтому ты решила не ходить на пляж? Объявила детский бойкот?
Я в изумлении поворачиваюсь к нему.
— А ты откуда знаешь? Я действительно отказалась ходить на пляж. Я каждые выходные устраивала истерики, как только родители начинали загружать машину снаряжением для плавания, полотенцами и бутылками с холодной водой.
Хадли смеется.
— Угадал. Похоже, ты была своенравной маленькой девочкой.
— Была? Все уверяют, что я такой и осталась.
—
— Еще во времена динозавров?
— Да, — улыбается Хадли. — Еще во времена динозавров.
Мне бы хотелось увидеть Хадли, когда ему было пятнадцать. Я делаю вид, что зарываю камешек.
— А как ты себя вел? — спрашиваю я.
— Ругался матом и покуривал. И еще мы с Сэмом подглядывали за девочками в раздевалке, — признается Хадли. — Я не был таким целеустремленным, как ты.
Целеустремленная… В глазах Хадли отражается солнце.
— Наверное, я чрезвычайно целеустремленная.
Мы резвимся на мелководье, пытаемся поймать руками синеногую литорию, пальцами ног достаем с песчаного дна плоские камешки и соревнуемся, кто швырнет их дальше. Или просто лежим, вытянувшись на мокром, скользком деревянном первом пирсе, держимся за руки и дремлем. Время от времени я ловлю мамин взгляд. Не знаю, следит ли она за нами или просто случайно так получается. Она что-то говорит Сэму, когда он выходит из воды, чтобы передохнуть. Сэм смотрит в нашу сторону и пожимает плечами.
За обедом мама забывает поставить прибор для Хадли и делает вид, что это случайность. А потом еще больше обостряет ситуацию, дав пива Хадли, но не дав мне.
— Некоторые, — говорит она, глядя на меня, — еще слишком малы, чтобы пить пиво.
Когда мама встает и уходит в душ, Хадли угощает меня своим пивом. Дядя Джоли успокаивает меня и говорит, чтобы я не обращала внимания, когда она так себя ведет.
После обеда мама настаивает на том, чтобы прибраться после пикника. Она складывает в два пакета мусор и убирает остатки, собирает использованные салфетки и стряхивает крошки с полотенца. Сэм ныряет в пруд и дважды проплывает его по периметру, пока мама занимается уборкой. По всей видимости, она пообещала ему пойти купаться после обеда.
В конце концов Сэм подходит к созданному мамой оазису. Она стоит перед ним, пытаясь найти себе еще работу. Мы с дядей Джоли и Хадли, расположившись на мелководье, ждем, что же будет дальше. Хадли обнимает меня, я спиной ощущаю ткань его плавок.
Сэм подхватывает маму на руки и несет на мелководье. Она до сих пор в шортах.
— Нет!
Она смеется, вырываясь, и все улыбаются, думая, что это шутка. Я облокачиваюсь о Хадли и жду, когда же мама покажет зубки.
— Сэм! — уже настойчивее говорит она. Они как раз миновали край второго пирса и находятся у самой воды. — Я не могу.
Сэм на мгновение останавливается и серьезно спрашивает:
— Ты умеешь плавать?
— Нет, — отвечает мама.
Большая ошибка.
Ноги Сэма ударяются о толщу воды. Мама начинает кричать:
— Нет, Сэм! Нет!
— Молодец! — говорит дядя Джоли, ни к кому в отдельности не обращаясь.
Сэм заходит глубже. Вода касается маминых шортов, расплываясь на них пятном. Она перестает вырываться, когда понимает, что от этого только еще больше намокает. В какой-то момент мне кажется, что она смирилась с неизбежным. Сэм продолжает заходить в воду — как человек, у которого есть особая цель.