Дорога соли
Шрифт:
— А куда же ты направляешься?
— В пустыню.
— С пустыми руками, без еды и питья?
— Вода у меня есть, — ответила она, указывая на древний гербер, бурдюк из козьей кожи, висящий у нее за плечами. — Еда тоже. — Мариата похлопала по мешку, в котором лежали куски черствого хлеба. — Кроме того, мне теперь все равно, жива я или умерла, знаю лишь, что не останусь с этими отвратительными людьми. — Дочь вскинула голову, и серебряный амулет сверкнул в лучах заходящего солнца.
Усман вышел из машины и медленно обошел вокруг верблюда мавританской породы, крупного, бурого и довольно грязного. Он ткнул кулаком в дряблый горб и ощупал торчащие
Отец поднял голову и посмотрел на Мариату.
— Дочка, если ты задумала бежать в пустыню, так хотя бы делала это на верблюде, который не позорил бы доброе имя народа покрывала. Зубы у него гнилые, запас жира кончается, шея облысела, видать, на нем много ездили верхом. Ему, должно быть, лет девять, если не больше. У кого ты купила этот ходячий мешок с костями?
Мариата посмотрела на него почти так же мрачно, как и ее верблюд.
— У одноглазого.
— Это же всем известный жулик! — покачал головой Усман. — Да всякий дурак знает, что верблюд, не проданный к концу торгового дня, годится только в котел! Сколько ты за него заплатила?
Отвечать она не захотела. Усман стукнул верблюда несколько раз, и тот опустился на колени. Потом, не обращая внимания на крики и отчаянное сопротивление, грубо стащил дочь со спины животного и засунул в джип. Отец привязал повод к заднему бамперу, поднял все стекла, чтоб Мариата не смогла выпрыгнуть, и очень медленно поехал обратно в Имтегрен.
Доставив Мариату домой, он запер ее в комнате с железной решеткой на единственном маленьком окошке. Она слышала, как повернулся в замке ключ, подбежала к окну и увидела, что отец выходит из дома и решительным шагом ведет куда-то ее верблюда. Вернулся он без него, когда муэдзин уже призывал правоверных к пятой молитве.
Приглушенный разговор в соседней комнате зазвучал теперь в полный голос. Мариата прижала ухо к двери.
— Бессовестная девчонка! — возмущалась Айша пронзительным голосом. — Она сделала так мне назло! Эти украшения — твой свадебный подарок. Она знала это, а в хаммаме оставила меня совсем голой, в одном белье. Какой стыд! Мне пришлось взять джеллабу Хадиджи Шафни, и теперь эта жирная свинья будет вечно попрекать меня тем, что сделала мне великое одолжение. Тьфу! Ну и сучка!.. Она будет проклинать тот день, когда…
Усман что-то отвечал очень ровно и так тихо, что Мариата не могла разобрать слова. Но она улыбнулась в первый раз с тех пор, как погиб ее Амастан.
Глава 26
За похищение украшений мачехи, лишь половину которых Усману удалось выцарапать из лап одноглазого торговца верблюдами, Мариата, конечно, понесла наказание, но не сразу за все, а каждый день за ту или иную вещь в отдельности. По утрам к ней стала приходить Лалла Зохра, чтобы читать Коран. Сначала Мариата противилась, но потом, к собственному удивлению, ей понравились истории, содержавшиеся в нем. Слушая их, она даже порой забывала о кровавой бойне, разыгравшейся в ее селении. Кроме того, они заполняли собой пустоту одиночества, поселившуюся в ее душе. Но Айша, похоже, быстро догадалась, что это наказание недостаточно строгое для Мариаты, и стала нагружать ее ежедневной и тяжелой рутинной работой. Мариате приходилось стирать каждую завалящую тряпку в доме, чистить щеткой одежду. Скоро пальцы ее рук огрубели и стали красными, а спина постоянно болела. Она перестирала все белье, даже то, что никогда прежде не покидало своих сундуков. Во всяком случае, так ей казалось. Когда эта работа была сделана, Айша притащила еще несколько охапок каких-то ковриков и одеял, покрывал и подушек, кухонных полотенец, тряпок для обметания пыли и чайных салфеток. Все это Мариата должна была тоже выстирать или выбить. Она занималась работой, даже не думая о том, что делает, словно в каком-то трансе. Физический труд отвлекал ее, она уже не так остро чувствовала поселившийся в ее душе мрак, да и Айша меньше ворчала.
Однажды Азаз, брат Мариаты, вышел во двор и увидел, как она низко склонилась над тазиком и что-то стирала, яростно отплевываясь от едкого моющего средства. Молодая женщина прополоскала и выжала что-то очень большое и белое, похожее на штаны, и повесила на веревку.
— Что это такое?
Он стащил штаны с веревки и поднял перед собой, как бы примеряя. В них могли бы влезть двое таких, как он.
— Шаровары мамы Эркии, — со вздохом ответила Мариата. — Она носит их под платьем. Они все тут так ходят, сам знаешь.
Но Азазу еще не представилось случая получить такую информацию. Девочки Имтегрена, похоже, не обращали на него внимания, а когда он сам пытался с ними заигрывать, сердито покрикивали на него и дрались. Они были совсем не похожи на девушек из пустыни.
Азаз скорчил гримасу, быстро повесил шаровары обратно и заявил:
— Старая ведьма! Почему ты стираешь ее грязное белье? Ты же из народа кель-тайток, это унизительно для тебя!
— Ты думаешь, я этого не знаю? — На лице Мариаты появилась слабая, усталая улыбка.
— Я все расскажу отцу. Они не должны так обращаться с тобой!
— Ничего хорошего из этого не выйдет, — отвернувшись, произнесла Мариата.
Но однажды, когда Айши и Хафиды не было дома, а их злоязыкая мамаша храпела в своей комнате, Мариата разыскала отца.
— Они обращаются со мной как с рабыней, — усталым голосом пожаловалась она и показала свои потрескавшиеся и покрасневшие руки.
Усман смутился и отвел глаза.
— В Марокко жизнь не такая, как у нас. У них нет рабов. Здесь каждый сам выполняет свою работу.
Тут он употребил какое-то совсем незнакомое Мариате слово. В языке тамашек такого не было.
— Но Айша и Хафида ничего не делают!
— Они готовят еду, кстати, хорошо. Даже ты здесь слегка поправилась.
Да, они пытались и Мариату заставить готовить, но эксперимент длился всего один день.
— Я ненавижу и их, и эту еду! — Она схватила его за руку. — Позволь мне уехать домой, отец, обратно в Хоггар. Я отправлюсь с первым же караваном, идущим через Имтегрен. Мне сейчас не до гордости. Поеду вместе с товарами, и больше мне ничего не надо. Только отпусти.
— Ты останешься здесь. — Он был тверд, как скала. — Старые обычаи уходят в прошлое, нам надо приспосабливаться к переменам. Кроме того, из-за конфликта между Марокко и Алжиром караваны через Имтегрен больше не идут, а границу охраняют солдаты.
— Да какое мне дело до их границ? Мы — народ покрывала. Для нас не существует границ. Моя страна везде, где только я пожелаю. Наша территория у нас в сердце.
Сколько раз она слышала эти слова от Амастана? Глаза ее наполнились слезами.