Дорога стали и надежды
Шрифт:
– А, вот и наш должничок! – гнусавый нагловатый говорок, прошепелявивший откуда-то сзади, не узнать оказалось тяжело. – Поп…
Трепать языком можно бесконечно долго. Порой именно разговор решает многие конфликты. Частенько слово, сказанное вовремя, спасает жизнь.
Ненужная и глупая тирада, сказанная товарищем вчерашнего гнилозубого, спасла жизнь Морхольда и, скорее всего, Дарьи Дармовой. В последние два десятка лет Кинель не был спокойным городом, предписания и указы администрации порой обходили. Но во всяком случае, старались делать
Один из напавших не вовремя ляпнул глупость, лишь выщелкнув нож– «выкидуху» солидного размера. Другой, вместо удара в это время, только приготовился бить. Третий просто замешкался. Немолодому сталкеру хватило этой пары секунд.
Когда ты рождаешься левшой, в этом есть плюсы и минусы. В безоблачном прекрасном прошлом Морхольда даже хотели переучивать держать ложку не в левой руке, а в правой, потом карандаш, потом еще что-то. Он не хотел делать привычные вещи по-другому, но и уроки принимал как должное, а потому обе руки могли многое, и каждая сама по себе, не надеясь только на товарку.
Левой ладонью ударил в нос шепелявого, с силой перенеся вес на нужную ногу. Кость хрустнула, ломая хрящи, и вошла внутрь, парняга отлетел назад, умирая и разбрызгивая кровь. Он же сам сбил третьего, подарив Морхольду еще парочку секунд. Мачете, давным-давно найденное среди обломков «Меги» у въезда в Самару, перед самым Рубежом, врубилось второму точно в горло, пошло вверх, разваливая на ходу мышцы, гортань, нижнюю челюсть. Тоскливо ударила об бетон тяжелая колотушка со свинцовым билом на конце.
Морхольд шагнул вперед, правой ногой, тяжелой набойкой на мыске сапога попал в голень последнему. Тот пискнул, так и не встав. Ему досталось лезвием поперек горла.
– Надо не пиз…ть, а бить. – Морхольд оторвал кусок рукава от бушлата ближайшего мертвеца, смахнул несколько капель с куртки, протер лезвие. – А я ведь просил не трогать меня.
– Отец небесный… – дядя Изя, выглянув в свое окошко, поправил на носу очки, перемотанные грубыми тонкими нитками. – С вас тридцать штук «семерки», уважаемый. А-я-я-й, какой беспорядок. Коля, они драку начали сами, первыми напали на этого молодого человека, чтоб мне пусто было.
Охранник опустил «Кипарис», нацеленный на сталкера.
– Ты их знаешь? Не поделили что?
Морхольд поднял трубку, отряхнул от грязи.
– Нет. Может, перепутали с кем? Хотя какая теперь разница?
Охранник Николай подождал напарника, разрезавшего мигом собравшуюся толпу. Драки не в диковинку, но смерть в самом Кинеле встречалась не так уж и часто.
– Кто еще видел, как все началось? – Глаза внимательно прошлись по кругу. – Ну?
– Это Клеща люди, – инвалид, продававший ножи, выдвинулся вперед, отталкиваясь от земли и катя вперед тележку. – Точно говорю, его «шестерки», командир. А я все видел.
Морхольд заново набил трубку, косясь на него. Интересный поворот. Что тот скажет, памятуя о непонятной и неприятной стычке из-за девушки?
– В Кинеле все просто, сам знаешь, – охранник
Дарья встала рядом, покосилась на лежащие тела, на толпу. Ей-то что, с нее спрос невелик.
– Вот этот самый небритый, командир, ждал вот эту свою девку. Стоял, смолил, никого не трогал. Потом это бычье на него и накинулось, сразу. Вон тот, в фуфайке, нож первый потянул, а небритый-то взял и своим тесаком их и нашинковал, как поросят. Видать, не на того напали, так-то.
– Я знаю, – буркнул Николай. – Ты, Морхольд, шел бы своей дорогой, всегда от тебя одни проблемы. Расшугал весь рынок, а люди ехали, рисковали.
– Угу. – Морхольд кивнул. – Так я пойду?
– Давай, иди. Че встали, концерт что ль? – охранник повернулся к толпе. – Расходитесь.
Морхольд запустил руку в подсумок, отсчитал плату и зашагал в сторону «дома». Дарья, поскрипывая новехонькими ботинками, отправилась следом. «Выкидуху», валявшуюся рядом с телом хозяина, девушка убрала к себе в карман.
– Слушай, Даша. – Морхольд приостановился.
– Да?
– Ты вот, к примеру, опасность не можешь предсказывать?
Дарья пожала плечами.
– Понятно. А жаль.
Печурка раскалилась до малинового цвета стенок. В комнатенке ощутимо воняло клопами и потными портянками. С последним запахом Морхольд себя связывать не мог. Его портянки, выстиранные еще утром, сохли на веревке. Ну, а клопы… а что клопы? Хорошо, вошь вроде бы не проживала на тощем солдатском одеяле, и то хлеб.
Сам он стоял перед неровным осколком зеркала, поставленным на подоконник, и старательно скреб шею стареньким «Жиллет». Смеркалось, скоро предстояло идти к составу. Дарья, чистая, пахнущая местным, жирным, недавно сваренным мылом, сидела в своих обновках на лежанке и смотрела на него.
– Что-то не так? – результат бритья его никак не устраивал. Найти хотя бы одну кассету к станку казалось уже нереальным. А вот опасные бритвы сталкер не жаловал. – Ты меня сейчас насквозь проткнешь глазами.
– Мы идем в пустошь. Зачем мыться? Запах же свежий, зверье набежит?
– Оно и так прискачет, не переживай… – Морхольд намылил шею и принялся скоблить кожу еще раз. Лицо брить не стал, мошки хватало, отросшая щетина лишь в помощь от ненасытных мелких кровопийц. – А помылась ты и оделась во все чистое, как и было тебе сказано, из-за гигиены. Понимаешь, ма филь?
– Э?
– Тьфу ты… Ладно, не обращай внимания. Говорю тебе, девочка, что если, не приведи Ктулху, тебя ранят, то что? Именно, Дарьюшка, надо, чтобы как можно меньше грязи попало в твою кровь. Ты абсолютно верно подметила, что делает тебе честь, основную особенность планируемого вояжа: пустошь, а именно она ожидает нас впереди, как-то не наполнена аптечными пунктами и лазаретов там нет. И даже доктор Айболит не встречается.