Дорога уходит в даль… В рассветный час. Весна (сборник)
Шрифт:
Никакие папины замечания и насмешки не достигают цели. Мама даже приглашает к Сенечке доктора Ковальского. Ведь папа, говорит она кротко, не специалист по детским болезням. Пусть Сенечку лечит специалист.
Кто обижен этим – просто кровно оскорблен! – это Юзефа. Она обижается за папу!
– Новая дела! – яростно ворчит она, натирая в комнате пол. – Не понимает уже наш пан доктор детинные хворобы. Не понимает, ха!.. А я вам скажу: он панские хворобы не понимает! Панская хвороба у Сенечки, вот что!
– Нет, Юзенька, – говорит Сенечка все таким же слабеньким голоском, –
Замечательно, что Сенечка не врет, не притворяется. Он вообще очень правдивый мальчик. Но он мнительный. Ему передается мамина тревога. И он всерьез чувствует себя слабым и больным.
– Дай, мамочка, мне ту вазочку с буфета, я буду наливать в нее воду и выливать обратно, это будет очень смешно… – просит он все тем же «умирающим» голосом.
Конечно, мама спешит исполнить волю своего больного сынишки. И, конечно, через полчаса Сенечка нечаянно проливает всю воду из вазочки на свою подушку и одеяло.
– Хворый, хворый, а вещи портишь! – укоряет его Юзефа.
– Так мне ведь скучно, – оправдывается Сенечка.
Чтоб развеселить Сенечку, мама поет его любимую песенку:
Вот мчится тройка удалаяПо Волге-матушке зимой…И колокольчик, дар Валдая,Звенит уныло под дугой…– Мамочка, знаешь, чего бы я хотел? Чтоб ко мне пришел в гости Дарвалдай. Со своим колокольчиком. Я бы в этот колокольчик звонил…
Сенечка не понимает, что колокольчик – дар города Валдая, где такие колокольчики изготовляют. Он считает: живет где-то человек по имени Дарвалдай, у которого есть звонкий колокольчик!
Все эти разговоры я слушаю, как говорится, вполуха. Торопливо пообедав, я засела за чтение «Андрея Кожухова» – и все окружающее перестало существовать для меня…
Между тем в соседней комнате Сенечка, пользуясь своей болезнью, мучает и пиявит уже не маму, а дедушку.
Тот пришел проведать больного внука, а внук требует от него:
– Дедушка-а-а, расскажи что-нибудь…
– Что я могу тебе рассказать, несчастье ты мое? – удивляется дедушка.
– Ну, расскажи, что ты видел на улице, – подсказывает Сенечка.
– Мадам Пумпянскую я видел! В новом пальто! С каракулевым воротником… Тебе это интересно?
– Не-е-ет. А что ты читал в газетах, дедушка?
– Государь император принял итальянского посла маркиза де Монтебелло… Интересно тебе?
– Не-е-ет. Расскажи сказку, дедушка. Как жил-был царь.
Громко, страдальчески вздохнув, дедушка начинает:
– Жил-был царь…
– С царицей? – уточняет Сенечка.
– А на что ее, царицу? Без нее обойдемся!
– Нет! – сурово поправляет Сенечка. – Царь всегда живет-бывает с царицей. «Жили-были царь с царицей…» И у них всегда что-нибудь плохо. Например, детей нету или еще что-нибудь… Ты забыл это, дедушка?
– Верно. Забыл… – виновато говорит дедушка, который понятия не имеет ни о каких сказках и не умеет придумывать их. – Значит, жили-были царь с царицей. Сидят они,
– А как они одеты, царь с царицей?
– Ну, как одеты! Прилично одеты, конечно. Не хуже, чем мадам Пумпянская в ее новом пальто! Царь в крахмальной сорочке, с галстуком, при часах с золотой цепкой. Царица тоже – в новой шляпке…
– Нет! – неумолимо перебивает Сенечка. – У них на голове не шляпки, а золотые короны!
– Правильно, короны. Я забыл. Ну, сидят себе царь с царицей. И вдруг… – Дедушка мучительно старается придумать, что бы такое могло случиться «и вдруг». – И вдруг к ним во дворец вбегает…
– …лягушка? – Сенечка цепенеет от ужаса: он очень боится лягушек.
– Ну-у-у, лягушка! – пренебрежительно бросает дедушка. – Стоит ли быть царем, чтобы к тебе в комнату могла вползти всякая пакость!
– Так кто же к ним вбегает, дедушка?
Но дедушка уже окончательно иссяк: он больше не в состоянии придумать ничего сказочного.
– Кто к ним вбегает?.. – повторяет он. – А черт его знает, кто к ним вбегает! Слушай, мальчик. Давай я тебе лучше расскажу, как петух испортил яичницу, а?
– Это такая сказка про петуха? – недоверчиво спрашивает Сенечка.
– Что сказка! Это правда… Такой это, я тебе скажу, петух был! Я его на всю жизнь запомнил. Я тогда молодой был, железной дороги еще не было: ни рельсов, ни вагонов, ни паровозов – ничего! Поехал я в Ковно, как все тогда ездили, на лошадях. Остановился по дороге отдохнуть в какой-то деревне. Не то Григайцы деревню звали, не то Ланцуты – уж не помню. Устал я – трясся с утра на телеге, под дождем, промок до костей! Прихожу на постоялый двор. Дайте, говорю, поесть – я голодный, как зверь! А в хате этой постоялой – бедность, грязь. Тут и люди, тут и коза с козленком, и петух с курами – все вместе… И что бы ты думал? Нету, ничего у них нету! Чуть не заплакал я – голодный ведь… «Есть у нас, – вспоминает хозяйка, – пяток яиц, последние! Могу вам, пане, яичницу испекчи». – «Пеки!» – говорю. Обрадовался, снял с себя все мокрое, повесил сушить. Жду этой яичницы, я тебе скажу, как не знаю какого счастья. Мою руки у рукомойника, даже запел от аппетита. И вот она стоит передо мной на сковородке, что твоя купчиха первой гильдии! Золотая, пузырится, ну прямо дышит! И…
– И?.. – повторяет Сенечка.
– И не досталась она мне, та яичница!
– Почему?
– Петух там вертелся, пропади он совсем! Большой, красивый такой, чисто офицер. Вскочил на стол – и плакала она, моя яичница!
– Петух скушал? – догадывается Сенечка.
– Не скушал – нагадил он в яичницу, вот что! Всю испаскудил, подлец петух! Так я и уехал голодный… Сенечка смеется. И мама, и сам дедушка тоже.
Но я слышу это из своей комнаты, как сквозь сон… То есть и смех, и разговоры доносятся до меня, да и историю с петухом и яичницей дедушка не раз мне рассказывал!.. Но тут – словно меня нет. Вместе с книгой «Андрей Кожухов» я улетела далеко – в Швейцарию!