Дорога в ад
Шрифт:
«А Ева? Подумай о ней. Ты обещала спасти ее - один раз не смогла, и она досталась Люциферу. Теперь у тебя есть второй шанс. Не упусти его, Данте».
Мне потребовалась вся моя смелость, чтобы не глядя, отработанным движением вложить меч в ножны, крепко сжать их, отступить на два шага назад, протянуть свободную руку и прикоснуться к алтарю.
Теплый камень резонировал под моими пальцами, как натянутая струна. Чувствуя на себе все три пары демонских глаз, я отдернула руку. Город затаил дыхание. Его тихая песнь скорби и боли стихла. Пыль вокруг сапог Джафа всколыхнулась, ее поверхность
– Нам нужно идти, - нарушил тишину низкий, полный сдерживаемого грома голос Велокеля.
На меня повеяло его запахом: мускус, свежие апельсины, пряности и кровь.
Я шарила правой рукой позади себя, отыскивая ларец, но не прикасаясь к алтарному камню.
«Пожалуйста! Sekhmet sa ' es, пожалуйста! Это даже смешно!»
Мой изумруд выбросил яркую искру, татуировка пришла в движение, словно по щеке забегали микроскопические многоножки.
Ева сложила руки. Ее изумруд выплюнул зеленый сполох, при виде которого мне опять стало нехорошо.
– Данте, тебе осталось чуть-чуть. Завладев ножом, ты станешь ключом к трону ада. Ему придется договариваться с тобой, как и Старшему.
«Вот оно что. Я, оказывается, ключ. Здорово. Теперь понятно. Спасибо за разъяснение».
– Когда ты догадалась, что это я?
«И почему не сказала раньше?»
Я продолжала тянуться за ларцом.
«Она не знает, что нож состоит из двух частей. А вдруг не знает и Люцифер? Это может быть и очень хорошо, и очень плохо. Как посмотреть».
– Твой приход был предсказан.
Ева указала на алтарь, но прервала свой изящный жест, когда Джафримель неожиданно сделал два шага вперед по шуршащей пыли.
– Рада, что хоть кто-то счел нужным сообщить это мне.
Мои пальцы коснулись промасленного дерева. Я согнула их, зацепила шкатулку, осторожно потянула на себя и бедром задела алтарный камень.
Меня до мозга костей пробрало жаркой дрожью, словно в точке соприкосновения распустился огненный цветок. Алтарь издал пронзительный звук, так пласгласс реагирует на раскалывающий его акустический удар. Я схватила ларец и развернулась: раз он у меня, оставалось только убраться отсюда поскорее и подальше.
Джафримель стоял на месте, его пистолеты исчезли. Я прищурилась. Вместо стволов изящные золотистые руки держали тонкий и длинный железный цилиндр, полученный от Маккинли. Все внимание Джафримеля было сосредоточено на Еве. Я тоже глянула на нее, но она лишь мельком посмотрела в мои широко раскрытые глаза и перевела взор на моего падшего. Краска отхлынула с ее лица, на золотистой коже проступила мертвенная бледность.
– Нет… - В ее голосе, прорезавшем, словно лазер, павшую на город напряженную тишину, звучали панические ноты.
– Нет!
– Veritas in omni re, - четко, с расстановкой произнося каждый слог, провозгласил Джафримель.
– Сейчас мы увидим твое истинное лицо.
«Что за чертовщина тут происходит?»
– Джафримель… - Я не находила слов, чтобы его остановить.
Он сорвал крышку и резким движением выбросил из цилиндра его содержимое.
Тишина взорвалась ревом, и мое тело отреагировало само, без вмешательства сознания. Я прижала ларец к груди и припала к земле, чуть не размозжив себе при этом голову рукоятью собственного меча.
Город разразился немыслимой какофонией, столь оглушительной, что она воспринималась уже не как звук, а как вибрация - не ушами, а костями. Из носа и из ушей у меня хлынула горячая кровь, жаркие струйки стекали по шее. Должно быть, я закричала, потому что рот мой был открыт, и - что совсем дико - чуть не выронила меч.
Боевой рефлекс заставил меня метнуться в сторону, и я скатилась вниз по ступенькам, восстановив равновесие у подножия лестницы. Подняться на ноги я ухитрилась за миг до того, как на меня налетел Джаф. Но в последнюю долю секунды он рванул меня на себя с такой силой, что захрустели ребра, и мы распростерлись на полу, в то время как выброс ослепительно черного пламени разорвал воздух прямо над нами.
«Ева!»
Мы упали, и я почти сразу вывернулась из хватки Джафа и попыталась вскочить. Но он схватил меня снова, сжав стальными пальцами загривок, как кошка хватает за шкирку своего расшалившегося котенка. В следующий миг мы стояли рядом на коленях, и он с неодолимой силой заставлял меня поднять голову.
Ева тоже упала, а Велокель остался на ногах. Плоть Охотника чернела на глазах, его вопли вызывали камнепады и взметали тучи удушливой пыли. Его облик расплылся, как чернила на влажной бумаге, а когда снова обрел четкость, то преобразился. На лбу появились рога, закручивающиеся назад, за уши. Торс стал еще мощнее, с бугрящимися мышцами, а обросшие шерстью ноги заканчивались теперь тяжелыми копытами. Камни под ними потрескались, когда он отпрыгнул, уклоняясь от того, что швырнул в него Джафримель. В ореоле ослепительного золотого сияния брошенный предмет прокатился, как яблоко, и вопреки законам физики поскакал вприпрыжку вверх по ступеням.
У Велокеля прежними остались только глаза: ярко-голубые, они сияли на жутком почерневшем лице, уже изуродованном и продолжавшем меняться на глазах. Мне пришлось глубоко вздохнуть, потому что весь воздух из моих легких вышел вместе с криком.
Тем временем Ева вскочила на ноги. В отличие от Вардималя она сохранила обличье стройной женщины, но ее энергетическая оболочка превратилась в липкие лохмотья, пятнавшие воздух зелеными разводами, а изумруд неистово искрился. Глаза сохранили голубой оттенок, но посветлели под стать глазам Велокеля. Осунувшееся лицо уже не походило на лицо моей умершей возлюбленной.
Я вытаращила глаза. Джафримель подхватил меня, и тут оглушительный гром перешел на сверхзвуковой уровень. Почва под ногами задрожала, как палуба грузового транспорта.
– Беги!
– крикнул Джафримель.
Но я не могла оторвать взгляда от Евы.
Она меняла форму, как сырая глина под струей воды, и демоническое зрение отчетливо воспринимало осколки иллюзорного образа. Образа, созданного с помощью чар и предназначенного для того, чтобы обмануть меня, накормить ложью.
Она оставалась прекрасной, ослепительно прекрасной, какими бывают демоны. Глаза ее синели, как небо, волосы полыхали, словно снежно-белое пламя. Но во всем этом великолепии не было и намека на черты Дорин.