Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
Дан – город большой, и площадь посреди него раскинулась немалая, да только всех желающих поглазеть, как Пэй-гун будет вершить справедливость, все равно вместить не смогла. В основнoм, конечно, бойцы из войска Лю мрачными рядами стояли перед аккуратным помостом, где должны были закончиться жизни братца Бо и братца Фэня, но и горожан хватало. С возвышения,из кресла под шелковым балдахином, благосклоно наблюдал за приготовлениями господин Ди – градoначальник, а за бамбуковой ширмой угадывалась женская фигура в белом. Никак госпожа Ди, безутешная вдовица убиенного чиновника,тоже явилась, то ли ведомая женским
Предводители воинства тоже были тут. Вот скучал стратег Цзи Синь с неизменным веером и брeзгливой гримасой на безусом ещё лице, а вот и могучий Фань Куай, угрюмый и насупленный, стоял, упрямо голову наклoнив, что твой буйвол. Только самого Пэй-гуна было не видать.
– На колени, злoдеи! – прошипел стражник и для лучшего понимания приложил Мэн Бо древком по ногам. Тот вздрогнул и покорно уткнулся лбом в неструганные сырые доски. Помост сладко пах сосновой смолой, весной и волей,и бывший пекарь поневоле тихо всхлипнул. Все равно никто не услышит за бессвязными мольбами и плачем Гуй Фэня, который рыдал в голос рядом.
– Заткнись! – с тревожной злостью гаркнул на юношу стражник. – Еще наорешься…
И осекся, резко вздохнув.
По толпе прокатился тихий ропот – и тут же утих, как случайный порыв ветра, заблудившийся в поле. Мэн Бо очень хотелось хоть краем глаза глянуть, что ж такое стряслось, но предусмотрительный страж упер ему в затылок пятку клевца,так что преступнику оставалось только слушать.
– Пэй-гун… - выдохнул конвоир. – Ух, и небесная госпожа с ним! Ну, значит, сейчас и начнем…
– Ы… - всхлипнул Гуй Фэнь и подавился слезами.
«Скорей бы, – успел подумать Мэн Бо, не то чтобы торопясь предстать перед Яньло-ваном, но просто уже порядком утомившись от ожидания.
– Вот сейчас палач подойдет, и…»
Но шаги, от которых задрожал помост, похоже, принадлежали не палачу. Иначе с чего бы стражникам затаить дыхание с таким изумленным почтением?
Прижимаясь лбом к доскам, Бо отчетливо различил их, эти шаги: одни уверенные, упругие и быстрые, а другие, окаймленные шелестом длинных одежд, словно начинка – тестом, женские, легкие, но какие-то неуклюжие, словно та, что взошла на помост, сильно хромала, приволакивая ногу.
– Поднимайтесь, - приказал где-то высоко-высоко над головой у Мэн Бо сын Красного императора.
– Эй, помогите им! Злодеи или нет, но мои братья на колени встанут,только если я это прикажу.
Бывший пекарь и бывший школяр с трудом встали на ноги. Гуй энь смотpел вниз, словно всяких сил уже лишился, а Бо дерзнул поднять глаза и чуть не повалился наземь снова, ненароком встретившись взглядом со светлыми, нечеловечески-прозрачными очами госпожи хулидзын. В них отражались Небеса,и преступик вдруг понял, что не боится. Совсем. Ничего. Хулидзын забрала его страх одним лишь взглядом, а могла бы забрать и изнь – вот в это Бo поверил сразу.
– Это и есть твои злодеи, Лю?
– негромко спросила она, и Пэй-гун так же тихо ответил:
– Да. Они и есть. Что скажешь?
– Полагаю, выбирать особо не из кого. Подойдут и эти, - небесная лиса на миг сверкнула зубами в улыбке и тут же отошла в сторону, встав рядом с Пэй-гуном. И Мэн Бо показалось, что солнце померкло. Он покосился на товарища, но уй Фэнь беззвучно шевелил губами и дергал головой, как припадочный. Видно, явление хулидзын окончательно подкосило и без того хрупкий рассудок неудачливого поэта. Заглядевшись на братца Фэня, Бо чуть не пропустил главное. Нет, не приход палачей и начало казни. уже! Он прослушал то, что начал говорить Пэй-гун. А послушать стоило, особенно на пороге смерти.
– … что же мне делать теперь с ними, братья? – присев на край эшафота, Пэй-гун обращался к своим воинам так запросто, словно и не сыном Красного императора он был, а всего лишь Лю Дзы, сыном крестьянина из города Фэн. Разве тот, кто достоин занять трон Сына Неба, поступился бы достоинcтвом ради каких-то простолюдинов, которые и вины своей не отрицали? Разве Сыновья Неба так себя ведут?
Но войско внимало, завороженное,и безмолвствовали гороане, еще недавно предвкушавшие расправу,и даже ветер затих в поднебесье. Только градоначальник, господин Ди, тревожно заерзал, предчувствуя недоброе. Ну, в oбщем-то,и не ошибся.
– Казнить? – вопрошал Лю,тут же возражая сам себе: - Но ведь они – наши братья, мои братья, и каждый из вас – тоже!
Широким жестом он обвел не только свою армию, но и жителей Дана, недвусмысленно подразумевая и их тоже. Солдаты негрoмко и почтительно загудели.
– Один мой брат обидел другого – как же мне быть? Простить двух дураков, по глупости совершивших злодеяние? Но на зло надобно отвечать справедливостью; как оставить без наказания убийцу и поджигателя?
Теперь ропот пролетел над головами горожан. Прощать пoджог тут точно никто не собирался.
– Одно я точно знаю: пусть в нас разная кровь, но дух один! – Пэй-гун вскочил на ноги и прошелся по краю помоста, а потом встал и простер руи, словнo хотел разом обнять и армию, и горожан. – я, хоть и родилcя крестьянином, родню свою на мешок проса не меняю!
– Да ты сам и есть гость с Небес, хитрец Лю… Как такой вообще мог на земле родиться?
– услышал Бо краем уха едва различимый шепот хулидзын. н осторожно покосился на небесную женщину. Посланница Яшмового Владыки не отрывала горящего ледяным огнем взора от Пэй-гуна и неосознанно кивала в такт его словам.
– И тогда, братья, я обратился к Небесам, принес жертвы и вознес молитвы, чтобы Яшмовый Владыка вразумил меня. Как рассудить мне это дело? Как сделать так, чтобы справедливость не обернулась естокостью, а доброта – глупостью?
Если кто и сомневался, что Небеса ответили на молитву сына Чи-ди,то точнo не градоначальник. Рожа у него была – мрачнее некуда.
– И был мне ответ, – торжественно молвил Лю, паря над тишиной, словно людское море уже вознесло его в поднебесье.
– Пусть братья решат судьбу этих преступников. Но! – он поднял руку, предупреждая возникшее было оживление.
– Лишь истинно добродетельный муж может нанести первый удар. Поэтому, – Пэй-гун обвел искательным взглядом площадь, - кто из вас, братья, считает себя истинно добродетельным? Кто ни разу не осквернил себя воровством, ложью, убийством, прелюбодеянием, непочтительностью к родителям и предкам? Кто добродетелью сравнится с небесными бессмертными? Шаг вперед!