Дорога в две тысячи ли
Шрифт:
– Что я?
– Вы станете моей женой без всяких условий.
Сян Юн удержал её руки в своих, чтобы девушка не отпрянула.
– Только не из-за вашего амулета,и не ради никчемных жизней поганых циньцев, а потому...
– Почему?
– спросила Таня, едва ворочая немеющим языком.
Мужчина внезапно раскатисто рассмеялся, сунул руку за пазуху, одним рывком оборвал шнурок, на котором висела черная рыбка, и насильно втолкнул её в пальцы Татьяны.
– Мне она больше не нужна.
Маленькая, чуть шершавая на ощупь, фигурка тут же уютно устроились в ладoни, и, кажется, даже слегка шевельнула хвостиком
– Спасибо, mon g'en'eral, – прошептала девушка, всё ещё не веря своей удаче.
– Я давно хотел это сделать, – признался Сян Юн.
– Со времени нашего разговора в Пэнчэне. Но дядя не позволил.
Теперь они просто сидели друг напротив друга, едва соприкасаясь коленями. Таня отстранилась, но вовсе не из боязни, просто от генерала веяло жаром, как от распахнутой паровозной топки. И этот невидимый огонь рдел густым румянцем на её щеках, опалял пересохшие губы, медленнo растворяясь в крови.
– По сути, он был прав, - одними губами улыбнулся Сян Юн. – Вы бы тогда сразу сбежали к Пэй-гуну.
– К моей сестре, - уточнила Таня на всякий случай.
– А никак я не мог этого допустить. Это выше моих сил, Тьян Ню.
От сладкого и будоражащего ужаса перед его ответом вопрос «почему?» вдруг прирос к её губам намертво. Впрочем, еще неизвестно, умеют ли древние полководцы признаваться в любви, как нормальные люди. так хотелось услышать, что... Еще бы знать – что! Чего хочет бабочка, когда летит на огонь, думая, что это цветок?
ё пальцы таинственным образом оказались в плену его ладони,и никаким усилием воли нельзя было заставить себя выдернуть руку. А потом вдруг – раз, и его неровное дыхание уже совсем рядом, а губы сами раскрываются навстречу, чтобы утолить наконец эту иссушающую жажду. И Таня забыла как дышать, забыла и забылаcь в его пламени, потерялась и потеряла счет времени...
– Мой господин!
Это был жизнерадостный Мин Хе, появившийся настолько вовремя, что Таня готова была молиться на парня.
– Ой!
– по-девчачьи взвизгнул тот и пал ниц, должно быть, прощаясь с жизнью.
Татьяна воспользовалась случаем и ловко выпорхнула из объятий генерала, который одновременно и рычал от досады,и смеялся. Ведь и вправду же смешно всё получилось. Словно в каком-то незамысловатом водевиле.
– Так почему же?
– все же спросила девушка, на миг задержавшись у выхода из командирского шатра.
– Потому что целых две небесные девы для Пэй-гуна слишком жирно будет!
– рявкнул Сян Юн вслед беглянке.
Люси и соратники
– Небесная госпожа…
Люй Ши осторожно поскребся у занавешенного бамбуковой шторкой дверного проема. Да, Людмила, раздраженная постоянным присутствием вокруг множества людей, совершила невoзмоное – приучила хотя бы одного древнего китайца сперва подавать голос, а потом уже вваливаться в покои небесной лисы с покаянным воплем: «Госпожа! Ваш слуга достоин смерти!»
– Заходи, Чертенок, - она поудобней устроила больную ногу на подушках и отложила свиток со значками, от которых уже в глазах рябило.
Нога ныла. Недавний «подвиг», когда небеснaя госпожа-лиса явила себя простому люду, вскарабкавшись на эшафот – без костылей, между прочим! – обернулся для Люси такими мучениями, что никакие припарки и микстуры старика Ба не помогали. Утешало одно: страдала Людмила не зря. Наверное. То есть, потом ясно станет, зря или не зря, потому что пока два спасенных «злодея» особо ценным приобретением не выглядели. Смазливый юнец-ученый просто глазами хлопал, подвывал от благоговения и норовил чувств лишиться, стоило к нему обратиться, а второй преступник, кругленький, как рисовый колобок, бородатый дядечка средних лет, умильно глазел и всё пытался облобызать подол спасительнице-хулидзын. Пришлось костылем его отталкивать. Лю, змейство китайсое, вместо того, чтобы спасти ее от излишнего поклонения, только похохатывал. Весел он был, но сквозило в его смехе напряжение. Ибо спасение спасением, а с провиантом вопрос так и не решили. Обиженный градоначальник Ди про обещанное продовольствие тут же забыл. Нет зрелищ – нет пищи. Китайский прагматизм в действии, чтоб их всех покорежило и скрючило!
– Ну, владей теперь трофеями, моя Люси, – вдоволь повеселившись, молвил Пэй-гун и поинтересовался: – Только вот что ты с ними станешь делать?
Люся сначала не поняла.
– То есть как – что? Мне же были нужны эти… как их… евнухи! Вот они и будут, – и подтолкнула костылем толстяка: - Ты что делать умеешь, любезный?
– Пекарь я, госпожа наша небесная!
– Во-от! – девушка повернулась к Лю.
– Видишь? Будет польза от него! Пекарь – значит, готовить умеет! А втoрой… й, ну вот опять он глаза закатывает, бедолага! Квелый-то какой!
– Ученый он, - за изжелта-бледного паренька oтветил старший товарищ.
– Стишата кропал и на цыне тоже… того… наигрывал…
– Поэт, - удовлетворенно кивнула Люся.
– Писать умеет. Будет у меня свой писец. Для писем и записок. Что ты ухмыляешься, Пэй-гун?
У Пэй-гуна для ухмылок причина имелась, но когда он ее высказал вслух,то есть напомнил своей лисе, что ее слуги должны быть именно евнухами,то есть, в данном случае,таковыми стать,иначе неприлично,и ведь она же сама отказалась от служанок, предпочтя общество кастратов, разве нет? Так вот, после этого заявления, когда впечатлительый юнец – поэт который – таки сомлел на полу в непритворном обмороке, а практичный и умудренный жизнью пекарь выразил полную готовность и горячее желание пройти процедуру отсечения лишнего вот прямо сейчас, с места не сходя, лишь бы угодить госпоже… Короче, усилием неимоверным удержав саму себя от вопля, который положил бы кoнец окружающему безумию, Люcя вздохнула, выдoхнула и негромко, но внушительно стукнула по полу костылем.
– Значит, так, – сказала она, разом оборвав и смешки забавлявшегося Лю, и мольбы злодея-бородача, и тихие стоны его юного товарища. – Ты меня, Пэй-гун, в ваши дикарские обряды не впутывай. Если для вас, варваров, нормально калечить здоровых мужиков – валяй! Только уж будь последователен, сам возьми ножик да и охолости бедолаг собственноручно, окажи им такую милость. Тем паче рука-то у тебя уе набита, э?
Лю зыркнул на нее исподлобья, но в конце концов махнул рукой, сдаваясь:
– Ты отказалась от служанок только для того, чтобы окружить себя мужчинами, да, моя небесная госпожа? Ладно, ладно! Хорошо! Но ради соблюдения приличий они должны хотя бы выглядеть евнухами! Если ты сходу начнешь заводить здесь, на земле, свои небесные порядки, мои дикие и темные люди могут впасть в смущение и хаос.