Дорога в никуда. Часть третья. Мы вернемся

Дьяков Виктор Елисеевич

– Да, у нас есть некоторая сумма в золоте и ассигнациях. На ближайшие полгода должно хватить,- достаточно уклончиво ответила Полина, не желая раскрывать тот факт, что у них с Иваном имеется достаточно крупная сумма.

Но Петр Петрович искренне обрадовался, что его гостья не стеснена в средствах и нет необходимости давать ей в долг. Потому уже в несколько приподнятом настроении он выпил еще одну рюмку "Жемчуга", фирменной харбинской водки и стал посвящать Полину в тайны местного "уличного" рынка:

– В городе, как и во всей Манчжурии в ходу очень много различных денег. Но все сравнивают либо с золотым царским рублем, либо с валютой наиболее мощных иностранных государств. Особенно надо быть осторожным при наличии у вас старых российских бумажных денег. Николаевки, керенки, колчаковки или местные хорватки, это самая малоценная валюта, которая дешевеет с каждым днем, потому от нее лучше как можно скорее избавиться,

так же как от семеновких "голубков", или владивостокских "буфферок". К сожалению банки, в том числе и наш, не производят обмен этих малоценных денег. Потому в городе полно китайских менял, вам уже наверняка приходилось сталкиваться с ними. Каждый меняла устанавливает свой курс и пытается содрать с клиента как можно больше при обмене. Но вы должны твердо усвоить, что керенки всегда вдвое дешевле николаевских, а колчаковки вдвое дешевле керенок. Это при любом "дрейфе" рыжика, то есть золотого царского рубля и валют основных иностранных держав. Сейчас, например, курс золотого рубля таков, он равен 75 американским центам, 63-м николаевским рублям в ассигнациях и, как нетрудно подсчитать, 126 керенкам и так далее...

16

Иван, как только они с Полиной немного обжились в Харбине, стал посещать офицерское собрание, где постоянно встречал как офицеров-анненковцев, так и знакомых по службе в 9-м казачьем полку, однокашников по юнкерскому училищу и кадетскому корпусу. Там можно было в интересном общении провести вечер, услышать новости с покинутой родины. Так Иван узнал о подробностях Большенарымского восстания летом 1920 года, об участии в них брата. Но о дальнейшей судьбе Степана, как и о том, что творится в Усть-Бухтарме, о родителях, своих и жены, он так ничего и не выяснил. В то же время ходило множество вроде бы достоверных слухов об Анненкове. Арестованный после ухода его основных сил, атаман так и сидел в китайской тюрьме, и несмотря ни на какие усилия эмигрантских лидеров, освободить его пока не удавалось.

Полина, в отличие от Ивана интересовалась новостями из России постольку-поскольку. Она, конечно, сильно переживала за родителей, за брата, судьбы которых ей были совершенно неведома, но в то же время... Полина была молода, и попав в большой город, живущий множеством интересов, в кипучем ритме, соблазном магазинов, парикмахерских и всевозможных развлечений, она, выросшая на глухой периферии Российской Империи, с гимназических лет мечтавшая о центральных имперских городах, Петербурге, Москве... Но Империя рухнула и теперь Харбин предстал прототипом той империи, той жизни. Первое время она несколько стеснялась, но увидела, что как она и ожидала, среди местных белоэмигрантов действительно немного представителей высшей русской аристократии, и то, что она всего лишь жена казачьего офицера и дочь станичного атамана, вовсе не является здесь клеймом принадлежности ко второму сорту. Полина довольно быстро адаптировалась к харбинской жизни, и вскоре была уже вхожа, как в дома некоторых высших служащих КВЖД, так и местного казачьего сообщества, видных деятелей эмигрантских политических кругов, как военных, так и гражданских. Тут не последнюю роль сыграли и деньги, которые они с собой привезли, и, конечно, ее внешность.

Те выходные платья, которые Полина, несмотря на все перипетии судьбы привезла с собой, пребывали не в лучшем состоянии. Да и мода не стояла на месте. После окончания мировой войны только Россия продолжала воевать сама с собой, а цивилизованный мир зажил своей естественной жизнью, и Париж, забывая ужасы Соммы и Вердена, вновь стал привычно функционировать как законодатель мировой моды. И в Харбин добрались ультрасовременные платья, шляпки, прически... А так как женщин среди эмигрантов было много, то бывшие москвички, петербурженки, екатеринбурженки, омички, иркутянки... а ныне харбинки с жадностью принялись утолять естественную женскую "жажду", которая копилась в них все эти невзгодные годы: одеваться, завиваться, краситься-душиться, красоваться, танцевать на балах, ходить на праздники, спектакли, оперы, в оперетту, кинематограф, кокетничать, влюбляться... жить. Хоть и потеряли они родину, но жизнь-то сохранили.

Изголодавшиеся по мирной жизни, развлечениям русские эмигранты все это нашли в Харбине в самом широком "ассортименте". Здесь легко находили приложение своих "талантов" как любители покутить, так и театралы, поклонники цирковых представлений, библиофилы. Та же библиотека железнодорожного собрания имела фонд, насчитывавший 14 тысяч томов, а всего в городе имелось 25 русских библиотек и читален. В Харбине постоянно работали два цирка, где гастролировали труппы со всего мира. Для тех, кто приехал сюда с детьми, функционировали русские начальные школы, гимназии, лицеи, коммерческое училище. Имелась возможность даже получить высшее образование в пяти русских ВУЗах, в том числе в знаменитом Харбинском политехническом институте, имевших, как костяк своих старых преподавателей, так и профессуру эмигрировавшую в ходе гражданской войны. В городе выходили русские газеты и журналы. Наличие большого числа залов и сценических площадок, и бегство сюда из воюющей России многих крупных артистов и музыкантов, а также наличие публики жаждущих видеть и слышать этих артистов и музыкантов... Это способствовало бурному развитию искусства, открытию множества музыкальных и балетных школ, школ пения и танцев...

Будучи по составу населения наполовину русским, наполовину китайским городом, Харбин в то же время был открыт всему миру. Здесь имелось, аж целых пятнадцать консульств, находились отделения крупнейших иностранных банков, страховых компаний, множество экспортно-импортных контор. Русских беженцев не могло не поражать огромное количество автомобилей на улицах города. До революции в России только Москва и Петербург имели более или менее значительные "автопарки", а в большинстве мелких городов, не говоря уж о сельской местности, автомобили являлись или большой, или относительной редкостью. А здесь даже наладили прокат автомобилей. Активно действовали в городе французские фирмы, поставлявшие прямо из Франции парфюмерию и разнообразные вина, магазины швейцарских фирм по продаже часов... Открытый миру Харбин имел едва ли не все промышленные новинки и продовольственные деликатесы. После разбитой, разграбленной, голодной России, это изобилие не могло не поражать. Счастливы были те русские, кто находил работу в иностранной фирме. Впрочем, в Харбине имелось предостаточно и предприятий принадлежащих чисто русскому капиталу, как тех, что существовали с дореволюционных времен, так и созданных эмигрантами, сумевшими вывезти с собой достаточные средства и ценности. Наиболее крупным частным русским предприятием в городе и во всей Маньчжурии считалась фирма "Чурин". В Харбине этой фирме принадлежали табачная, колбасная, чаеразвесочная фабрики, лаков и красок, пивоваренный, кожевенный, мыловаренный и водочный заводы, мастерские дамского и мужского платья и шляп, три универсальных магазина...

Именно в чуринском универсальном магазине Полина решила по возможности приодеться по моде. Впрочем, даже когда она жила в Семипалатинске и регулярно с Лизой посещала тамошние магазины готового платья, живо интересовалась всеми веяниями моды... Даже тогда она имела возможность отслеживать моду лишь с опозданием на несколько лет, ибо именно такой временной путь мировая мода, законодателем которой испокон являлся Париж и его модельеры типа Поля Пуаре... Так вот, не менее года мода преодолевала "путь" от Парижа до Петербурга и Москвы, даже если ее инициаторами были те же русские артисты и художники, герои и героини знаменитых дягилевских "русских сезонов". Ну, а от центральных городов империи до Семипалатинска та же мода шла уже никак не меньше трех, а то и более лет. Потому, когда тот же Поль Пуаре уже давно "изничтожил" корсеты, в Семипалатинске дамы еще во всю в них щеголяли, уверенные в их незыблемости. Полина по малолетству корсетных мук так и не познала, тем не менее, то что она видела перед войной на состоятельных семипалатинских модницах и чему пыталась подражать, на самом деле было модой конца первого десятилетия века. За время войны и ее жизни в Усть-Бухтарме она еще более отстала, и сейчас в Харбине, вдруг, иной раз видела дам в таких одеяниях!... Потому она и решила посетить чуринский магазин и переговорить на эту крайне интересную ей тему в отделе готового платья. Ей удалось пообщаться не только с продавцами, но даже с начальницей отдела, которая сразу определила в ней не бедную покупательницу, и постаралась как можно подробнее ввести ее в курс современной женской моды:

– В последнее время в моду вошли платья с косым подолом... Вот извольте, посмотрите... Ткани самые разные джерси, муслин, кашемир... На вашу фигуру и размер вот рекомендую эти модели, сшиты здесь в наших харбинских пошивочных мастерских, но по выкройкам разработанными в салоне самой Мадлен Воские...

Полина жадно всматривалась в эти, доселе неведомые ей платья с "косым подолом", которые сразу после мировой войны вошли в моду в Париже и... не находила в них ничего привлекательного, уж очень они ей казались неестественными, сглаживающими, совершенно не подчеркивающими особенности женской фигуры.

Начальница по выражению лица Полины определила ее мысли:

– Вам они кажутся чересчур свободного покроя? Понимаю, при вашей фигуре, конечно, лучше более облегающее, но ничего не поделаешь это мода, а ее очень часто диктуют люди не любящие пышных женских форм... Впрочем, у нас здесь не копируют слепо Европу. Ведь многие русские дамы примерно так же как вы реагируют, и мы создали свой компромиссный стиль... Вот посмотрите, подол такой же косой, но остальное, особенно сверху, как раз то что более по вкусу нашим клиенткам с хорошо развитыми формами.