Дорога в рай
Шрифт:
Теперь, кажется, с ним все в порядке. Он посмотрел на другой конец кровати, но ничего определенного сказать не смог. Тогда просунул руку под одеяло и ощупал колена. Одно из них он обнаружил сразу, но когда стал нащупывать другое, его рука коснулась чего-то мягкого, перебинтованного.
В эту минуту открылась дверь и вошла сестра.
– Привет, – сказала она. – Проснулся наконец. Несимпатичная, но большая и чистая. Лет тридцати-сорока, белокурая. Больше он ничего не сумел разглядеть.
– Где я?
– Тебе повезло. Ты упал в лес около пляжа. Ты в Брайтоне. Тебя привезли два
– Я потерял ногу.
– Это ничего. Мы тебе другую найдем. А теперь спи. Доктор придет через час.
Она взяла миску и мензурку и вышла.
Но он не мог уснуть. Ему хотелось лежать с открытыми глазами, потому что он боялся, что если снова закроет их, то все кончится. Он лежал и смотрел в потолок. Муха была все там же. Она вела себя очень энергично. Пробежит несколько дюймов, остановится. Еще пробежит, остановится, потом опять побежит, и при этом она то и дело взлетала и с жужжанием кружилась. Садилась она на одно и то же место на потолке, после чего опять бежала и останавливалась. Он так долго наблюдал за ней, что спустя какое-то время ему стало казаться, что это и не муха вовсе, а всего лишь черные пятнышко на сером море. Он продолжал следить за мухой, когда сестра открыла дверь. Она отступила в сторону, уступая дорогу врачу. Это был военный врач, на кителе у него были ленточки с прошлой войны. Он был лысый, небольшого роста, но у него было приветливое лицо и добрые глаза.
– Так-так, – сказал он. – Значит, решили все-таки проснуться. Как вы себя чувствуете?
– Хорошо.
– Вот и отлично. Мы вас быстренько поправим.
Врач взял его запястье, чтобы послушать пульс.
– Кстати, – сказал он, – звонили парни из вашей эскадрильи и спрашивали насчет вас. Хотят навестить, но я им сказал, чтобы подождали пару дней. Еще сказал, что с вами все в порядке и они могут заглянуть чуть попозже. Так что лежите спокойно и ни о чем не тревожьтесь. У вас есть что-нибудь почитать?
Он бросил взгляд в сторону столика, на котором стояли розы.
– Нет? Ничего, сестра об этом позаботится. Она в вашем полном распоряжении.
И с этими словами он махнул рукой и вышел, сопровождаемый сестрой.
Когда они ушли, он вытянулся на кровати и снова стал смотреть в потолок. Муха была все еще там. Пока он рассматривал ее, где-то вдалеке послышался шум самолета. Он прислушался к гулу двигателей. Шум был очень далеко. "Интересно, что это за самолет, – подумал он. – Попробую определить тип". Неожиданно он резко дернул головой. Всякий, кто подвергался бомбардировке, может по звуку узнать "Юнкерс-88". По шуму можно вычислить и другие немецкие самолеты, но "Юнкерс-88" издает особый звук. Он обладает низким, басовым вибрирующим голосом, в котором слышится высокий тенор. Именно тенор и отличает "Юнкерс-88", так что ошибиться невозможно.
Он прислушивался к звуку, и ему показалось, что он точно знает, какой это самолет. Но где же сирены и орудия? Этот немецкий летчик большой смельчак, если отважился оказаться около Брайтона средь бела дня.
Самолет гудел где-то вдали, и скоро звук пропал. Потом появился другой звук, на этот раз тоже где-то вдалеке, но опять же – глубокий
Он был озадачен. На столике рядом с кроватью стоял колокольчик. Он протянул руку и позвонил в него. В коридоре раздались шаги. Вошла сестра.
– Сестра, что это были за самолеты?
– Вот уж не знаю. Я их не слышала. Наверное, истребители или бомбардировщики. Думаю, они возвращаются из Франции. А в чем дело?
– Это были "ю-восемьдесят-восемь". Уверен, что это "ю-восемьдесят-восемь". Я знаю, как звучат их двигатели. Их было двое. Что они здесь делали?
Сестра подошла к кровати, разгладила простыню и подоткнула ее под матрас.
– О господи, да что ты там себе выдумываешь. Не нужно тебе ни о чем таком думать. Хочешь, принесу что-нибудь почитать?
– Нет, спасибо.
Она взбила подушку и убрала волосы с его лба.
– Днем они больше не прилетают. Да ты и сам это знаешь. Это, наверное, "ланкастеры" или "летающие крепости".
– Сестра.
– Да?
– Можете дать мне сигарету?
– Ну конечно же.
Она вышла и почти тотчас вернулась с пачкой "плейерс" и спичками. Она дала ему сигарету и, когда он вставил ее в рот, зажгла спичку, и он закурил.
– Если понадоблюсь, – сказала она, – просто позвони в колокольчик.
И она вышла.
Вечером он еще раз услышал звук самолета, уже другого. Тот летел где-то далеко, но, несмотря на это, он определил, что машина одномоторная. Она летела быстро; это было ясно. Что за тип, трудно сказать. Не "спит" и не "харрикейн". Да и на американский двигатель не похоже. Те шумнее. Он не знал, что это за самолет, и это не давало ему покоя. Наверное, я очень болен, – подумал он. – Наверное, мне все чудится. Быть может, я в бреду. Просто не знаю, что и думать".
В этот вечер сестра принесла миску с горячей водой и начала его обмывать.
– Ну так как, – спросила она, – надеюсь, тебе больше не кажется, что нас бомбят?
Она сняла с него верхнюю часть пижамы и стала фланелью намыливать ему руку. Он не отвечал.
Она смочила фланель в воде, еще раз намылила ее и стала мыть ему грудь.
– Ты отлично выглядишь сегодня, – сказала она. – Тебе сделали операцию, как только доставили. Отличная была работа. С тобой все будет в порядке. У меня брат в военно-воздушных войсках, – прибавила она. – Летает на бомбардировщиках.
– Я ходил в школу в Брайтоне, – сказал он.
Она быстро взглянула на него.
– Что ж, это хорошо, – сказала она. – Наверное, у тебя в городе есть знакомые.
– Да, – ответил он. – Я здесь многих знаю.
Она вымыла ему грудь и руки, после чего отдернула одеяло в том месте, где была его левая нога, притом она сделала это так, что перевязанный обрубок остался под одеялом. Развязав тесемку на пижамных брюках, сняла и их. Это было нетрудно сделать, потому что правую штанину отрезали, чтобы она не мешала перевязке. Она стала мыть его левую ногу и остальное тело. Его впервые мыли в кровати, и ему стало неловко. Она подложила полотенце ему под ступню и стала мыть ногу фланелью.