Дорогая кузина

Лобановская Ирина Игоревна

Мать, черпавшая мудрость из книг, твердила, что любой характер с возрастом меняется. И в тридцать лет многие становятся совсем другими, нежели были в двадцать. Лучше или хуже в зависимости от того, сколько попадается человеку на пути лжи, ненависти, злобы или истины, любви и доброты. Так, якобы, формируется представление о смысле и цели жизни, о счастье и своем поведении… Если постоянно оглядываться в сторону зла, то начнет казаться, что оно побеждает всюду. Но если приучить глаза останавливаться на искренности и правде, то в глубине каждого события, в конце концов, проявится могучая и

молчаливая сила добра. И тогда вокруг тебя может сомкнуться мирный круг, за который никакое зло проникнуть не сумеет… Илья не верил этому.

— Мама на даче, — тихо объяснила Серафима. — А мы собираемся уехать туда завтра. Ты удачно нас застал. Чисто случайно.

Она открыла крышку большой миски и внезапно дико, остервенело заорала на экономку:

— Опять макароны не доварены! Сколько раз тебе повторять: они все время остаются сырыми! Ешь их сама, а нам эту гадость совать нечего!

Илья остолбенел от изумления, настолько резким и неожиданным был переход от застенчивой, робкой девочки с растерянными глазками к юной стерве и бледной поганке.

Анна Тимофеевна, очевидно, давно хорошо приученная к такому обращению и крикам, молча проворно подхватила миску с макаронами и вышла. Возмущенная Симочка гневно перебирала и мяла в пальцах салфетку.

— Лихо! — присвистнул Илья, присаживаясь к столу и спокойно набрасывая себе в тарелку побольше разной еды без всякого выбора. Главное — наесться. — Ты всегда и со всеми так себя ведешь или исключительно с прислугой?

Сима уткнулась носом в свою пустую тарелку. Илья с удовольствием безмятежно жевал мясо, хрустел орехами и хрупал всевозможными салатами.

— Я бы на месте вашей домработницы давно бы приискал себе другой дом. Повежливее и поприличнее. Или вы ей очень много платите?

Серафима по-прежнему не отвечала.

— Значит, много, — подытожил Илья. — Так где все-таки мой папаша?

— А ты что, без него тоскуешь? Сильно соскучился? — огрызнулась Симочка.

— Грубая девочка! — невозмутимо отметил Илья. — И очень плохо воспитанная! Куда смотрели твоя мать и наш общий отец? Надо ему выговорить за это!

Сзади тихонько скрипнула дверь, и вошел невысокий полноватый человек с животиком.

— Приятного аппетита! — слащаво пожелал он.

— Садитесь с нами! — обрадовавшись его появлению, пригласила Симочка.

Ей явно не хотелось оставаться с братом один на один.

— Нет, спасибо, дела! — развел руками приторный толстячок. — Убегаю! А папочка сейчас поднимется.

И сладкий человек ушел.

— Это еще кто? — спросил Илья, наслаждаясь нежным жареным кроликом с подливкой.

Везет же людям, которые могут так лопать каждый день!..

— Папин водитель… — пробормотала Сима.

— У вас и водитель есть? Не хило живете! Интеллигентно! — Илья на секунду перестал жевать.

— Ну, ты ведь знаешь, папа очень плохо видит… — оправдываясь, залепетала Симочка. — Ему за рулем нельзя… А без машины он тоже не может. У него всегда масса дел.

— Да какие у него там особенные дела? — Илья почесал нос. — Что он, главный архитектор города? Или начальник городской милиции?

— При чем тут милиция? Ты несешь чушь! — вновь окрысилась Сима. — У него одних

совещаний в Союзе писателей по нескольку в день!

— А-а, ну, это, конечно очень важно и в корне меняет дело! — издевательски протянул Илья и махнул рукой входившему невысокому седеющему человеку в очках с толстыми стеклами. Надел-таки! Давно пора! — Привет, папахен! А мы тут едим и болтаем в ожидании тебя! Я смотрю, у вас отличная кормежка.

Илья внимательно рассматривал отца, которого неплохо знал по фотографиям в журналах и газетах и по телепередачам. Элегантный, начинающий слегка полнеть человек с начальственным лицом. У некоторых такое выражение лица от рождения. Смотришь на фотографию семимесячного младенца и вдруг четко понимаешь — перед тобой будущий министр экономики Греф. Ну, на худой конец, министр финансов Кудрин. Никак не меньше.

Отец вальяжно приблизился к Илье, всем своим видом соблюдая приличествующую случаю дистанцию, и покровительственно похлопал его по плечу. Настоящий барин, сегодня на редкость добродушный, мирно настроенный и даже благосклонный к слугам.

— Я рад, что тебе у нас нравится! И с сестрой, надеюсь, ты подружился?

— А как же! — отозвался Илья с набитым ртом, торопясь затолкать в себя побольше еды. Неизвестно, когда еще придется так угощаться! — Мы подружились прямо на всю жизнь! А ты садись с нами, чего стоять?

Он играл в простоту и непосредственность.

Отец засмеялся. Серафима вскинула на него трагические растерянные глазки. Поскольку она жила с такими с самого рождения, отец не обратил на них ровно никакого внимания.

— Сейчас умоюсь с дороги и поем вместе с вами. А ты почему не ешь, Сима?

— Не хочется, — жалко пролепетала дочь.

Ей всю ее коротенькую жизнь почти ничего не хотелось, а потому заявление опять имело нулевой эффект. Охлынин-старший, безразлично кивнув, важно удалился приводить себя в порядок. Да и вопросы он задавал исключительно потому, что так принято. Нельзя не спросить у дочери, почему она сидит с унылым видом над пустой тарелкой. На самом деле мэтра отечественной песенной классики в глубине души не волновали ни Серафима, ни, тем более, Илья, ни вообще никто из окружающих. Его беспокоило лишь его собственное будущее, личная судьба, а в связи с этим ему была жизненно необходима Ариадна. И никто другой.

Он прекрасно знал, что для семейной жизни нужна не грубая физическая страсть, стремительно угасающая от жизненных ветров, а родство душ и характеров. Он не верил в существование вечной любви, однако снисходительно допускал, что она способна перейти в длительную привязанность. А физическая близость лишь подкрепляет такую дружбу.

Об основной причине необходимости Ариадны мэтр предпочитал умалчивать даже в диалогах с самим собой.

Неожиданный визит Ильи был для Охлынина не таким уж неожиданным. Великий поэт предполагал, что приехавший в Москву сын может нагрянуть к отцу на квартиру. Это естественно. И Вадим примет сына, как положено. Но не более того. Вежливость — это простое и привычное поведение хорошо воспитанных людей. Это всего-навсего отсутствие раздражения, что прорывается при дурных манерах. Когда-то Охлынин об этом где-то прочитал.