Дороги товарищей
Шрифт:
Соня поняла Бориса и прибавила:
— Они страшнее и опаснее фашистов.
Борис уже не морщился, вспоминая расстрел Гладышева. Второе предательство раз и навсегда излечило его от сентиментальных мальчишеских угрызений совести. Воину, вышедшему на битву с вековечным злом, не пристало оплакивать смерть врага. Борис на практике познал этот суровый закон борьбы.
Страшны были последствия второго предательства.
Как только забрезжилось, Борис и Соня отправились искать ближайшее селение. Они пошли наугад — прямо по дороге,
— Это дым или туман? — спросила Соня, всматриваясь в горизонт.
— Туман…
Соня отрицательно покачала головой.
— Там горит что-то. Смотри, огонь!
Языки пламени — один, второй, третий — плясали там, где смутно угадывались очертания деревни. До ближайших домов было не больше километра, но они не слышали никакого шума. Деревня горела в полнейшей тишине, и Борис с Соней невольно остановились и посмотрели друг на друга. Холодные мурашки побежали по спине Бориса.
— Немцы? — прошептала Соня.
Теперь Борис покачал головой.
— Наши, — сказал он, вдруг поняв все. — Добро сжигают, чтобы немцам не досталось.
— Значит, немцы близко! — воскликнула Соня. — Пойдем скорее. Может, застанем кого-нибудь.
В деревне горело пять или шесть построек. Горела животноводческая ферма на околице. Горела какая-то каланча. Горели скирды в поле. Когда Борис и Соня подошли совсем близко, стал слышен шум огня, раздуваемого ветерком, треск падающих стропил и балок; что-то лопалось в огне; вздымая тучи искр, взвились к небу длинные огненные смерчи… только не слышно было человеческих голосов. Горели мертвые, покинутые людьми постройки.
— Народ уходит в партизаны, — сказал Борис.
Не заходя в деревню, Борис и Соня повернули назад. Нужно было спешить: вот-вот взойдет солнце — и тогда зловеще оживет дорога.
И все-таки они опоздали.
— Смотри, смотри! — воскликнула Соня и прижалась к Борису.
Красный, почти багровый солнечный свет накрыл ржаное поле. Борис увидел три кроваво поблескивающие приземистые машины с башнями; они ползли по самой возвышенности, внезапно появившись со стороны речки. Танки. В блеклом неестественном солнечном свете мелькнули темные кресты на броне.
— Все! — сказал Борис.
Танки двигались к дороге, прямо к тому месту, где стоял грузовик с ранеными.
— Захватили! — выдавил Борис.
Но случилось более ужасное.
Танки остановились на вершине пригорка и в упор расстреляли грузовик из пушек. Сделав каждый по выстрелу, они сползли к дороге…
Соня почти без чувств опустилась на дорогу. Борис подхватил ее на руки. Соня вздрагивала от рыданий и повторяла одно слово:
— Изверги, изверги, изверги!..
— Запомним, — сказал сквозь зубы Борис.
Лежа в кустах, он видел, как танки-разбойники прогрохотали вниз по шоссе, к пылающей
По дороге — вслед за танками и группой мотоциклистов — потянулись фашистские войска.
Борис сказал, что возле разбитого грузовика теперь делать нечего, но Соня решила все-таки увидеть место гибели раненых своими глазами, и Борис согласился.
Прячась в кустах, перебираясь через открытое место ползком, они подошли к лесу. Им осталось только перебежать полянку, покрытую кочками, и лес спрятал бы их. Но в тот миг, когда они поднялись в полный рост и, прыгая с кочки на кочку, кинулись к лесу, откуда-то появились два немца в своих зеленых, подпоясанных широкими ремнями мундирах, с автоматами, взятыми на изготовку.
Борис, бежавший первым, с размаху упал в мокрую болотную траву. Соня, коротко ахнув от страха, присела возле него.
В первый момент Борис подумал, что немцы сейчас сразят их, и, зажмурив глаза, зарылся лицом в траву. Вдруг вместо автоматной очереди он услыхал раскатистый хохот.
Немцы смеялись.
Вернее, смеялся один немец, первый, молодой, красномордый. Второй — он стоял чуть сзади — хмуро глядел себе под ноги.
Борис увидел это, подняв голову. Он тотчас же вскочил. Встала и Соня. Раскатистый хохот немца пристыдил их. Страх исчез. Осталась только сжимающая сердце тревога.
— Сьюда. Ко мне, — сказал первый немец на ломаном русском языке и помахал рукой.
Борис и Соня стояли как вкопанные. Немец неодобрительно покачал головой.
— Вальтер, — обратился он к своему товарищу, — хороша парочка? Взгляни на девушку. Красавица.
— Мне все равно, — пробормотал Вальтер.
— Сьюда! Я приказывайт! — крикнул первый немец и угрожающе повел автоматом.
— Они испугались, — сказал Вальтер по-немецки. — Он — капитан, судя по нашивкам. А она — цивильная, ее надо отпустить.
— Я покажу ее командиру, — сказал первый.
— Ты же католик, Адольф. Зачем брать лишний грех на душу? — сердито возразил Вальтер.
— Грех ляжет на командира. — Адольф снова захохотал. — Я всего лишь выполняю приказ.
— Все-таки я считаю, что девушку надо отпустить.
— Ты слизняк, Вальтер, у тебя куриное сердце. — Сказав это, Адольф снова перешел на ломаный русский: — Сьюда! Сьюда!
Борис и Соня поняли, о чем говорили солдаты. Соня побледнела.
— Лучше умру, — чуть слышно прошептала она.
— Умрем вместе, — сказал Борис.
Они медленно пошли к немцам.
— Бьегом! — закричал Адольф, выпучив светло-голубые глаза.
Борис и Соня пошли еще медленнее.
— Болшевик! — сказал Адольф Вальтеру. — Молодой комиссар!
— Он еще мальчик, — сказал Вальтер. — И девушка очень молоденькая. По-моему, их надо отпустить.
— Замолчи! — сказал Адольф. — Я давно догадываюсь, что ты не чистокровный ариец…
Вальтер что-то ответил ему, но Борис уже не вслушивался в разговор.