Дороги вглубь
Шрифт:
– Объясните мне толком, - обратился к Катушкину Ермолов, уже не на шутку обеспокоенный отсутствием Крымова, - вы с ним договорились? Он дал согласие выступить?
– Сегодня три раза ему напоминал о вечере! Хотя... должен признаться... смущенно начал конструктор, - твердое согласие я получил только на выступление в прениях. Учитывая его скромность, на большем не настаивал. Все равно собравшиеся упросят его прочитать стихи.
– Полтора часа назад я говорил с ним в приемной директора, - вмешался в разговор Петряк.
– Спрашивал, готов ли он к выступлению. Он, правда, предупредил, что это будет "разговор в общих чертах", но о том, что не сможет прийти, ничего не сказал.
– Эх, вы!.. Ор-га-ни-за-то-ры...
– протянул Ермолов.
– Не договорились как следует, напутали. Безответственная работа, товарищи... Стыдно за вас.
Между тем гул голосов людей, собравшихся в зале, все усиливался. Тяжелый занавес, словно под напором этих звуков, нетерпеливо раскачивался.
Крымов вышел из кабинета директора с чувством обиды. "
Мы вынуждены отложить разработку проекта", - вспомнил он слова директора.
Олег Николаевич шел по коридору, судорожно сжимая в руках папку. Назойливо громким казался ему звук собственных шагов, отраженных от покрытых масляной краской стен коридора.
– Да что с вами? Очнитесь наконец!
Крымов останавливается. Его держит за руку Зоя Владимировна.
– Ничего не понимаю... Вы заставили меня буквально бежать за вами! Это не только рассеянность... Вы чем-то взволнованы?..
– Нет, нет... Ничего...
– бормочет Крымов, стараясь высвободить руку.
– Я действительно иногда бываю рассеянным...
– Вы, наверное, думаете о предстоящем выступлении?
– О каком выступлении? Вы меня извините... я очень тороплюсь.
– Ничего не понимаю. Очень странно...
– Семенова с удивлением посмотрела вслед быстро удаляющемуся инженеру.
Постояв несколько минут и, видно, приняв какое-то решение, она последовала за ним.
Крымов направился в парк. Дождь давно прекратился. Вечернее солнце пробивалось сквозь остатки туч, уносимых ветром. Вскоре зеленые ветви, еще блестевшие от влаги, окружили Крымова со всех сторон. Он разыскал скамейку, расположенную в глубине парка, и, сев на нее, задумчиво склонил голову над папкой с чертежами.
Мысли проносились быстро, одна за другой.
Олег Николаевич вспомнил об инженере Катушкине и его настойчивом требовании прочесть ему "свои стихи". О поэзии почему-то говорил Трубнин, человек, не любящий искусства. И, наконец, директор... Все это было непонятным и странным.
Долго сидел Крымов, перебирая в голове всевозможные догадки. Солнце спускалось к горизонту, и на песчаную аллею ложились тени деревьев.
Постепенно чувство мелкой обиды стало сглаживаться. Его сменяло другое, нараставшее в душе быстро, как буря. "
Надо бороться...
– думал Крымов.
– Добиваться осуществления проекта - это мой долг. Общественный долг. При чем тут обида!"
Он поднял голову, улыбнулся и неожиданно почувствовал облегчение.
Вдруг ему показалось, что рядом зашевелились ветви.
Он не ошибся. Из-за кустов вышла Семенова.
– Очень прошу простить меня, - проговорила она, направляясь к скамейке. Не слишком красиво следить, но вы вели себя странно... Я просто боялась оставить вас одного.
Появление Семеновой обрадовало Крымова.
– Садитесь, Зоя Владимировна. Очень рад, что вы пришли сюда. Я, кажется, вел себя действительно...
Крымов не договорил фразы и умолк, словно ни знал, что дальше сказать.
– С вами происходит что-то неладное. Если бы я могла рассчитывать на вашу откровенность, то, уверяю вас...
– начала Семенова и также не договорила.
Некоторое время сидели молча.
– Скажите, - наконец нарушила молчание Зоя Владимировна.
– Вы очень любите поэзию?
– Ничего не понимаю, - пробормотал Крымов.
– Как будто сговорились! Почему вас всех интересует поэзия, искусство?.. Чего вы от меня хотите? Больше всего на свете я люблю технику! Понимаете - технику! Техника - мое искусство и моя поэзия... Я люблю ее по-настоящему, романтически, глубоко...
Семенова с удивлением смотрела на говорившего, силясь что-то сказать, но он не дал ей вставить ни слова.
– Мои воспоминания о детстве связаны именно с техникой!
– возбужденно продолжал Крымов.
– Вот я иду с матерью по улице города. Проезжает автомобиль - тогда это было редкостью... Меня охватывает волнение. Я слежу за удаляющейся машиной. Горе матери, если остановится испорченный мотоцикл. Меня не оторвать от него. Я буду стоять, рассматривая его со всех сторон, следить за каждым движением человека, который его исправляет... Помню своего дядю инженера. Для меня был праздник, когда он приходил к нам. Дядя казался мне необыкновенным человеком. Мать говорила, что он строит машины... Дядя машет рукой, изображая таким образом шатун двигателя. Он пытается объяснить мне принципы работы машины. Его кулак описывает круг, и я вижу: дядя вращает, рукой невидимый коленчатый вал. У меня колотится сердце. Прекрасная машина с тысячами мельчайших деталей, нарисованных моим воображением, становится ощутимой, реальной... Затем бессонная ночь. Наутро маленький трехколесный велосипед должен превратиться в самоходную коляску. Я думал, что велосипедные колеса будут беспрерывно вращаться, если к педалям привязать веревкой пружины от матраца. Тогда одна пружина, сжимаясь, потянет педаль и растянет другую, привязанную ко второй педали. Так они будут перетягивать друг друга, вращая при этом колесо. Я уже видел себя на велосипеде-самоходе, который мчится по асфальтовому тротуару на удивление всем мальчишкам. Меня ожидало разочарование. В то время я еще не знал, что изобретаю вечный двигатель...
Крымов замолчал и, подперев голову руками, глубоко задумался.
– Олег Николаевич, - тихо проговорила Семенова.
– Какого вы мнения о Трубнине?
– Да как вам сказать? Специалист он замечательный...
– неопределенно ответил тот, не поднимая головы.
– Вот о чем я хотела вас спросить...
– снова начала Зоя Владимировна. Трубнин меня заинтересовал с первых же дней моего знакомства с ним. Вернее, не столько он сам, сколько люди, подобные ему. Я имею в виду инженеров, замкнувшихся в кругу узкой специальности, не любящих природу, искусство и даже... считающих за грех интересоваться ими. К сожалению, такие люди у нас еще есть.
– Да, Трубнин именно такой, - подтвердил Крымов.
– Мне кажется, что эти люди не могут быть полноценными работниками.
– Согласен с вами, - заметил Крымов, оживившись.
– Мне приходилось много спорить с Трубниным. Я поставила перед собой задачу - доказать ему, что он не прав. Ведь это же замечательный специалист, но он может работать еще лучше. Помогите мне в этом деле!
Олег Николаевич повернул голову к своей собеседнице и посмотрел на нее недоумевающим взглядом.