Дороги вглубь
Шрифт:
Инженер перевел луч фонаря на толстую стальную трубу, уходившую в землю посреди шахты. Рядом с ней в виде бесконечно длинной лестницы спускались вниз ковши экскаватора. Они были наполнены землей: остановившийся механизм еще не успел выбросить ее на поверхность.
Крымов толкнул ногой прямоугольную цепь экскаватора. Она качнулась, и вместе с ней загромыхали железные ковши с сырой землей.
– Выдержит...
– пробормотал Крымов и принялся торопливо снимать пиджак.
Через минуту он осторожно спускался вниз, пользуясь ковшами, словно ступеньками.
Длинным, бесконечно длинным кажется спуск. Крымов останавливается, чтобы передохнуть, и снова принимается работать. На голову продолжает сыпаться земля, слепя глаза, попадая за шиворот.
Но вот нога касается твердой опоры. Олег Николаевич направляет свет фонаря на сложное устройство, которым заканчивается экскаватор. Он внимательно разглядывает его со всех сторон. Одной рукой приходится держаться за стальную трубу, иначе можно сползти вниз по скользкой от влажной глины поверхности конуса.
Крымов не видит признаков неисправности. Так почему же экскаватор перестал подавать на поверхность разрыхленную породу? Земля, не попавшая в ковши, расположилась толстым слоем по окружности конуса у самой стены. Быть может, этот слой тормозил работу машины?
Мысль о причине неисправности бура, пришедшая в голову инженера, требовала осмотра его головки в том состоянии, в каком он был остановлен. Агрегат, извлеченный на поверхность, уже не мог бы подтвердить внезапно возникшее предположение.
Крымов наклоняется ниже. Он пытается переставить на другое место немного отекшую ногу. Но тут происходит то, чего он старался избежать всеми силами. Нога срывается. Толстая труба, за которую Крымов держался левой рукой, неожиданно ускользает. Он падает вниз. Правая нога остается зажатой между двумя металлическими деталями. Резкая боль в суставе заставляет Крымова громко вскрикнуть. Он пытается освободить ногу, проклиная себя за неосторожность.
Кабинет Трубнина был полон табачного дыма. Инженер беспрерывно курил, и большая пепельница, стоявшая на письменном столе, уже давно была до отказа набита окурками.
– Я удивляюсь, что его до сих пор нет, - сказала сидевшая в кресле Зоя Владимировна.
– Пожалуй, он не придет, - неуверенно ответил Петр Антонович.
– Придет. Он советовался со мной, удобно ли ему навестить вас.
– Чтобы выразить сожаление...
– Почему сожаление! Разве происшедшая неудача его не касается? Разве он не проектировал бур вместе с вами?
Трубнин сделал неопределенный жест.
– Теперь его не может интересовать поломка обычного шахтного бура, - начал он тихо.
– Его мысли далеки и витают в облаках... Что ему экскаватор, рассчитанный и спроектированный известным путем. Он работал честно и
– Петр Антонович!
– Да имею ли я право требовать от него внимания к моему "прозаическому" экскаватору!
– продолжал Трубнин, закуривая новую папиросу.
– Его удел изобретать новые механизмы, а мой - строить давно известные буровые машины...
– Я пойду, - проговорила Зоя Владимировна, поднимаясь. "
Не пришел...
– думала она, опускаясь по лестнице.
– Неужели Трубнин прав?"
Глава вторая
Сегодня инженер Цесарский пришел домой значительно позже обычного.
Наспех поужинав, он сослался на срочное дело и немедленно заперся в своем рабочем кабинете.
В действительности никакого срочного дела у него не было. Он принялся ходить из угла в угол, мучительно размышляя. Его постоянно жизнерадостное лицо приняло грустное выражение.
Подойдя к окну, чтобы задернуть штору, Модест Никандрович на минуту остановился. С высоты четвертого этажа было видно поле, залитое лунным светом, и забор испытательной площадки, посреди которой чернел силуэт шахтного бура.
– Да, вот оно что...
– промолвил инженер, отходя от окна.
События сегодняшнего дня взволновали Модеста Никандровича и в то же время навели на грустные размышления. Расхаживая по кабинету, он продолжал думать о неожиданном появлении из-под земли маленькой модели машины Крымова и о бурном восторге присутствовавших при этом людей.
Цесарский немного завидовал успеху, выпавшему сегодня на долю Крымова. Этот маленький, внешне очень симпатичный человек был самолюбив.
Одна за другой следуют неудачи при разработке подземного звуколокатора, которым он занимается уже два года. А тут, на глазах, такой успех молодого инженера.
Цесарский начинает вспоминать прошлое. Мысли его неизменно возвращаются к разработке дефектоскопа "ЦС-37" - прибора, принесшего ему славу крупнейшего специалиста. Модест Никандрович подходит к стене, на которой развешаны фотографии.
Фотографий много. Вот, например, на одной из них он вместе с министром на испытании аппарата "ЦС-37" в поле. Правда, фотограф уловил не совсем удачный момент. Министр на снимке смотрит куда-то в сторону, как бы не обращая внимания на рядом стоящего инженера.
На другом снимке Модест Никандрович видит себя в окружении ближайших помощников. Внизу четкая, выведенная каллиграфическим почерком надпись: "Модесту Никандровичу Цесарскому - на добрую память о славном дне окончания работы". Дальше следуют росписи.
Взгляд Цесарского останавливается на следующей фотографии. Вот он и довольно известный иностранный ученый, стоящие рядом.
Отчетливо проносятся в памяти все подробности посещения иностранным гостем Научно-исследовательского института. Вспоминается, как изысканно вежлив был с ним этот слащаво улыбающийся дряхлый старик.