Дорогой мой человек
Шрифт:
Но тотчас же вспомнилось ему все пережитое в гестапо и то, как он «навел порядок с Окаемовой», подумалось, как будет совестно впоследствии Аглае Петровне, когда она узнает, от кого она закрыла глаза, представилось далекое будущее в Верховном суде, когда Аглаища рухнет перед ним на колени, и он заговорил сам с собою.
— Дурочка, — с нежностью и пьяными слезами в голосе произнес он, дурочка какая, не соображает, на кого ей рассчитывать. Пьяница. А того ей не понять: пьян да умен — два угодья в нем. Вот сейчас пойду к твоей этой Алевтине и с ней тоже побеседую. Я ей все скажу. Она узнает, каковы мы люди. И мы, брат, тебя не выдадим,
Сдвинув ладонью каракулевую шапку на затылок, с кряхтением натянув на себя пальто и позабыв шарф, он вышел на мороз и тут совсем расхрабрился. Ему и впрямь сам черт был сейчас не брат. Из Прорезного он выбрался меж разбомбленными, заиндевелыми домами на Гитлерштрассе и, вздрагивая от мороза, запел в ночной тишине оккупированного, молчащего города стариковским голосом песню, которую плохо помнил, но которая очень соответствовала его настроению:
Мы красные партизаны, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ
О том, как в дни ненастные…
— Хальт! — крикнули ему из морозной мглы.
— Сам — хальт! — огрызнулся Аверьянов. — Иди ты знаешь куда?
— Хальт! — еще раз, угрожающе и очень громко, предупредил немец.
— Пошли вы все! — грозно рявкнул Аверьянов. — Колбасники задрипанные, не боюсь я вас, понятно?
Он их не видел, этих немецких солдат с белыми повязками, на которых было напечатано слово «патруль». И выстрелов он не слышал. И боли он не успел испытать никакой. В мгновение своей смерти он не был больше ни пьяницей, выгнанным из облоно, ни вечным ругателем, ни склочником, ни сутягой. Он был героем, немножко, правда, выпившим героем-партизаном, и пел песню
О том, как в ночи ясные,
О том, как в дни ненастные
Мы смело, мы гордо в бой идем!
ЕЩЕ ОДИН СПЕКТАКЛЬ ПРОВАЛИЛСЯ
Это был первый случай в истории группы "Ц", и жертвой оказался сам Венцлов. Правда, в Берлине он кое-что слышал об этих методах «горячего и холодного», но здесь такие сложности не практиковались. Да и Венцлов никак не мог ожидать, что фон Цанке ни о чем его не предупредит. Впрочем, возможно, именно поэтому первая часть спектакля вполне удалась, но только первая, к вящему удовольствию штурмбанфюрера.
Еще на лестнице старик стал орать и браниться самыми последними словами, как истый пруссак, потом носком сапога распахнул дверь с такой силой, что высыпались стекла, и, перейдя на визг, велел немедленно расстегнуть ремни, а так как ключа у Венцлова не оказалось, то шеф от бешенства затопал ногами. Не посвященные в правила игры солдаты с ужасом заметались по всему зданию, дежурный от страху нажал сигнал тревоги, внизу, в казарме, люди стали одеваться, как если бы сюда выбросили воздушный десант противника. А шеф все кричал, и Венцлову даже показалось, что он замахнулся на него рукою в перчатке. Длинный, с тростью, в фуражке с высокой тульей, с выпирающим волевым подбородком, он несомненно производил сильное впечатление всем своим видом, бешеным голосом, топаньем, властностью, изощренной руганью, которой мог бы позавидовать сам зондеркоманденфюрер Диффенбах.
Пока искали ключ, растрепанный фельдфебель охраны группы "Ц" перекусил цепочку специальными щипцами, шеф собственноручно сорвал ремни, ножом, эффектно, как в ковбойском фильме, перерезал последний, не расстегивающийся. У Аглаи Петровны подкосились ноги. Она еще слышала, как он сказал ей что-то ласковое, доброе, стариковски участливое, чувствовала, как потом подхватил ее почти на руки, уложил на подоспевшие носилки. Простоволосые, дрожащие на морозе, парализованные страхом солдаты, опрокинутое, бессмысленное лицо Венцлова, мелькающий свет электрических фонарей, доктор Шефер в коротком халате — было последним, что она видела со своих носилок. Потом сознание покинуло ее надолго.
— Не сердитесь на меня, мой мальчик, — сказал шеф Венцлову, сбрасывая шинель в своем кабинете. — Вы начали это дело с некоторой вялостью. Мы должны наконец получить ключ к лесу, чего бы это нам ни стоило. Нам нужен ключ для чего?
«Чтобы черт тебя подрал!» — злобно подумал Венцлов.
— Для чего? — повторил фон Цанке.
— Для того чтобы покончить с партизанами.
— Но покончить с партизанами мы должны во имя чего?
«Вот, пожалуй, самый усовершенствованный способ пытки», — решил Венцлов.
Но все-таки ответил более или менее удачно. Разумеется, дело упиралось в безмолвные, навсегда покоренные коммуникации. Что еще нужно этому старому нацистскому ослу?
Вот тут-то фон Цанке и прорвало.
Он заговорил вне всякой логики, вне связи с предыдущим «для чего» и «во имя чего». Впрочем, кое-какая связь была, но Венцлов уловил ее значительно позже. Дело заключалось в том, что через «лесных людей» — так, по крайней мере, предполагал старый лис — просачивались в область нежелательные сведения о победах советского оружия на немалом пространстве Калинин Елец. Суть была не в самом факте «нераспорядительности внутри нашей второй армии», как выразился фон Цанке, несчастье заключалось в том, что это не должно быть известно ! А они тут знают, что смещен Гудериан и Гиппнер, так же как им по радио передано об уходе командующего группой «Центр» фельдмаршала Бека и о снятии Браухича.
— У них есть гектограф, они распространяют листовки! — тараща глаза, воскликнул фон Цанке. — Вот вам и безмолвные, навсегда покоренные коммуникации! Первое поражение нашего оружия — понимаете, что это значит? Что это для них?
— Вероятно, радость! — пожал плечами Венцлов.
— Кислород! — сообщил фон Цанке. — Кислород! И следовательно, какова наша задача?
— Лишить их этого кислорода!
— Очень хорошо, Венцлов! Но что мы должны для этого сделать?
— Покончить с «лесом», я предполагаю, — сухо ответил Венцлов. Он не был расположен к сердечным беседам. — Если это возможно, разумеется…
Шеф слушал невнимательно или вовсе не слушал, иначе бы Венцлову досталось за «если это возможно». Разве мыслимо невозможное в группе "Ц" так бы сказал этот нацистский бонза. Вот сейчас он сам увидит, каковы большевики! Пусть попробует раскусить этот орех своими идеально сделанными челюстями. Ему полезно!
— Пойдите передохните, — наконец посоветовал шеф. — Дело нашей дамы я доведу до конца. В свое время мне доводилось приходить к финишу не последним. А вы возьмите себе бухгалтера Земскова из городского управления. Но не торопитесь, будьте крайне осторожны. Я смотрел разработку и думаю, что у Земскова может также храниться ключик к лесному заколдованному царству красных.