Дороже самой жизни (сборник)
Шрифт:
Есть в году такое утро, когда осознаешь, что птицы умолкли.
Она кое-что знает. Ее осенило во сне.
Незачем писать Говарду о новостях. Эта смерть не будет для него новостью.
Она для него не новость, потому что Лилиан не играет никакой роли. Никогда не играла. Нет никакого абонентского ящика. Деньги отправляются прямиком на банковский счет или просто в бумажник. На общие расходы. Скромные сбережения на старость. Или поездка в Испанию. Какая разница? Человек, у которого семья, летний домик, дети, которым нужно учиться, счета, которые приходится оплачивать, — ему не приходится думать, куда потратить деньги. Эту сумму даже не назовешь внезапным богатством.
Корри встает, быстро одевается и проходит по дому, не пропуская ни одной комнаты, — она знакомит стены и мебель с новым открытием. Пустота зияет всюду, и заметней всего — у нее в груди. В конце концов Корри оказывается в спальне и понимает, что знакомство с реальностью придется проводить еще раз, с самого начала.
Она совсем отказалась от идеи написать письмо и ограничивается краткой запиской.
«Лилиан умерла, вчера похоронили».
Она посылает записку ему на работу, потому что это уже не важно. С курьерской службой — кому какая разница?
Она отключает телефон, чтобы избавиться от мучительного ожидания. Воцаряется тишина. Может быть, он просто забудет о ее существовании.
Но скоро приходит письмо — едва ли не короче ее записки.
«Теперь все хорошо, радуйся. Скоро».
Значит, они все оставят как есть. Делать что-то другое — слишком поздно. Могло быть и хуже, гораздо хуже.
Поезд
Поезд и так ехал медленно, а сейчас, на повороте, еще притормозил. В вагоне оставался один Джексон, а до следующей станции — она называлась Клевер — было еще миль двадцать. Потом будет станция Рипли, потом Кинкардайн и озеро. Джексону выпала удача, и упускать ее не следовало. Он уже вытащил корешок билета из кармашка на подголовнике.
Он швыряет заплечный мешок и видит, как тот аккуратно падает между рельсов. Теперь у него нет выбора. Поезд точно не затормозит еще сильней.
Он решает рискнуть. Молодой, в хорошей форме, в расцвете сил и ловкости. Но прыжок и приземление его разочаровывают. Оказывается, он не так гибок, как думал, и не успевает среагировать — его швыряет вперед, обеими ладонями с размаху на гравий между шпалами. Ободрал кожу. Нервишки.
Поезд уже скрылся из виду, и слышно, как он, миновав поворот, набирает ходу. Джексон плюет на саднящие ладони и стряхивает с них гравий. Потом подбирает свой мешок и трогается в том направлении, откуда только что приехал на поезде. Пойди он в ту сторону, где скрылся поезд, он пришел бы на станцию Клевер уже после наступления темноты. И все еще мог бы объяснить, что уснул, а потом спросонья ошибочно подумал, что проехал свою остановку. Впопыхах спрыгнул с поезда, и пришлось идти пешком.
Ему бы поверили. Человек возвращается из дальних краев, домой с войны — у него в голове запросто могло что-то перепутаться. Еще не поздно — он может еще до полуночи попасть туда, где ему следует быть.
Но все время, пока он об этом думает, он идет в противоположном направлении не останавливаясь.
Он почти не знает названий деревьев. Клены, их все знают. Сосны. И мало что еще. Он думал, что спрыгнул с поезда где-то в лесах, но ошибся. Деревья растут только у путей — у самой насыпи заросли густые, но он видит, что сквозь них просвечивают поля. Зеленые, ржавые и желтые. Пастбища, хлеба, стерня. Это-то он знает. Еще не кончился август.
Стоило замереть вдали шуму поезда, и Джексон понимает: вокруг вовсе не та идеальная тишина, которую он себе представлял. Кругом хватает беспорядка — то шуршат без ветра сухие августовские листья, то начинают браниться хором невидимые птахи.
Прыгнув с поезда, ожидаешь полной отмены всего. Тело начеку, колени готовы: ждешь входа в совершенно иные слои воздуха. Ожидаешь пустоты. А что получаешь вместо этого? Тебя затапливает новое окружение, требуя твоего внимания еще сильней, чем когда ты сидел в поезде и просто смотрел в окно. Что ты тут делаешь? Куда идешь? Ощущение, что за тобой следят какие-то совсем неведомые твари или вещи. Ощущение, что это ты — беспорядок. Окружающая жизнь делает про тебя выводы с непостижимых для тебя точек зрения.
Люди, которых Джексон встречал за последние годы, кажется, думали, что если человек родом не из большого города, то он деревенский. А это неправда. Между маленьким городом и деревней есть тонкие отличия, незаметные тому, кто сам не жил в маленьком городе. Джексон был сыном водопроводчика. Он сроду не бывал в конюшне, не пас коров, не скирдовал хлеб. И не топал, как сейчас, вдоль железнодорожных путей, которые словно забыли о своем прямом назначении — служить для перевозки людей и грузов — и превратились в царство диких яблонь, колючих ягодных плетей, дикого винограда и ворон, единственных птиц, которых он мог опознать: они ругали его, сидя где-то высоко, невидимые. А вот и уж скользит между рельсов в полной уверенности, что Джексон не успеет на него наступить и убить. Джексон знает, что ужи безвредны, но все же такая наглость его раздражает.
Коровка джерсийской породы по кличке Маргарет-Роуз обычно как часы приходила к двери хлева, чтобы ее подоили. Утром и вечером. Белле не часто приходилось ее звать. Но сегодня утром корова очень сильно заинтересовалась чем-то — не то в ложбинке у края поля, не то в чаще, скрывающей железнодорожные пути по ту сторону забора. Корова услышала, как Белла свистит и зовет ее, и неохотно тронулась в путь. Но потом решила вернуться и посмотреть еще раз.
Белла поставила ведро и табуретку и зашагала через мокрую от утренней росы траву.
— Телуш-телуш!
Она звала корову отчасти увещевающе, отчасти сердито.
В чаще что-то шевельнулось. Мужской голос крикнул: «Не бойтесь!»
Еще чего. Неужели он думает, что она его испугается? Пусть он лучше сам боится необезроженной коровы.
Он перелез через забор полосы отчуждения и помахал рукой, видимо полагая, что этот жест успокоит Беллу.
Но для Маргарет-Роуз это оказалось чересчур. Теперь она не могла не выступить. Она угрожающе вскинула маленькие, но грозные острые рога. Ничего особенного, но джерсийки могут преподнести неприятный сюрприз — такие они стремительные и своенравные. Белла позвала корову, чтобы отругать ее и успокоить незнакомца.
— Она вас не тронет. Только не двигайтесь. Она пугливая.
Лишь теперь Белла заметила, что у незнакомца за спиной мешок. Вот что напугало корову. Белла думала, что он просто прогуливается вдоль путей, но, значит, он куда-то идет.
— Она боится вашего мешка. Положите-ка его на минуту. Мне придется подогнать ее обратно к сараю, чтобы подоить.
Он повиновался и встал неподвижно.
Белла подогнала корову к стенке сарая, где остались табуретка и ведро.
— Теперь можете взять мешок! — крикнула она. И дружелюбно продолжала, пока незнакомец подходил ближе: — Только не машите им у нее на виду. Вы солдат, да? Если подождете, пока я подою, я вас покормлю завтраком. У нее дурацкое имя — очень неудобно кричать, когда зовешь. Маргарет-Роуз.