Дорожное происшествие
Шрифт:
– А зачем вам нужно имя? В объявлении указан помер, по которому можно писать.
– Она подтянула газету к себе, отыскала глазами дату.
– Да и объявление было опубликовано две недели назад, так что вы все равно опоздали.
Арнольд, смеясь, покачал головой.
– Вы меня не поняли. Речь идет о полицейском расследовании.
– Он достал свое удостоверение и раскрыл его. Она даже и не глянула туда, она глядела только на Арнольда, и лицо ее выражало безмерное удивление.
– Итак, не поищете ли вы в бумажках?
Она кивнула, встала и попятилась к шкафу, не спуская глаз с Арнольда.
– Да, но квитанция, которую мы выдаем на руки… она хоть у вас есть? Иначе я не имею права…
– Нет. Я только предполагаю, что объявление сдавалось от имени доктора Николаи.
Она вернулась и снова села.
– Николаи?
– пробормотала она.
– Николаи? Не припомню.
Рядом с машинкой лежала большая книга заказов. Она раскрыла ее.
– Когда, вы говорите, было опубликовано объявление?
– Двадцать первого числа прошлого месяца.
– Значит, его, самое раннее, сдавали за четыре дня до этого, то есть семнадцатого.
– Она раскрыла книгу, потом начала водить по строчкам кончиком карандаша.
– Николаи, Николаи, - пробормотала она, переворачивая страницы.
– Так-так, вот он, номер заказа 1378.
Она достала из шкафа скоросшиватель, вынула скрепку и после недолгих поисков нашла листок, на котором был отпечатан текст объявления. Пониже номера шифра и цены стояла подпись клиента.
Арнольд с первого взгляда узнал тот же почерк, что и на расписке у Кранепуля: неразборчивая закорючка, без сомнения подделанная подпись Николаи.
– Если разрешите, я возьму этот листок с собой.
Женщина засомневалась.
– Уж и не знаю… Это как-никак документ. Имею ли я право выдавать его на руки… Не поймите меня превратно, но сперва я хотела бы справиться в редакции.
Она сняла трубку, набрала номер редакции и доложилась коллеге по имени Майерлинг. Ответ ее, судя по всему, удовлетворил. Она с довольным видом положила трубку.
– Все улажено. Можете взять. Коллега Майерлинг говорит, что по истечении года они все равно идут в макулатуру.
Арнольд поблагодарил и сунул свою добычу в папку,
– А вы не припоминаете человека, который сдавал это объявление?
Она сняла очки, стиснула зубами кончик дужки, нахмурила лоб и поглядела в потолок.
– Понимаете, - сказала она наконец, - ведь с тех пор прошло уже больше двух недель.
– Склонив голову к плечу, она глянула поверх занавески в окно, на сплошные струи дождя.
– По-моему, это был мужчина, ничем не примечательный, в нем не было ничего необыкновенного или заметного, не то я запомнила бы. На мужчин у меня хорошая память.
– Она вдруг искоса глянула на Арнольда и, уловив едва заметную улыбку на его губах, опустила глаза и залилась краской.
– Я просто хотела сказать, что чаще всего сдавать объявления приходят женщины, а мужчины очень редко, вот почему их легче запомнить.
– Может, вы запомнили этого человека, когда он пришел получать письма, поступившие на его имя? Или за; письмами приходил кто-нибудь другой?
– Нет, по-моему, это был тот же самый мужчина, но больше я при всем желании ничего не могу сказать. Может, у меня как раз была спешная работа и не было времени разглядывать посетителей.
–
– Думаю, много, как всегда, когда объявляют о продаже «вартбурга». Сколько их было точно, не могу сказать помнится, целая пачка писем.
– За всеми пришли или какие-нибудь остались у вас?
– Минуточку.
Она достала из-под прилавка картотеку и начала просматривать ее.
Нет, больше ничего. Всем известно, что на такое объявление надо откликаться немедленно, иначе будет поздно.
– Она убрала картотеку. Арнольд откланялся.
Через двадцать минут он уже был в своем кабинете и, повесив на плечики мокрый плащ, сел за стол. Когда он доставал из папки объявление, вошел Крейцер. Под мышкой у Крейцера была стопка книг, которые он взял в библиотеке для себя и для жены.
– Ну, все в порядке?
– спросил он, укладывая книжки на несгораемый шкаф.
– Да, Николаи был сегодня вполне благодушно настроен, он даже приветливо улыбался и в ответ на мои извинения сказал, чтобы я перестал изображать из себя дипломата, так как любой человек может ошибиться. Он лично готов поставить крест на этой истории. Он имел беседу с капитаном Григолейтом и пришел к выводу, что это очень разумный человек.
– А как насчет жалобы, ни звука?
– Нет. Он охотно показал мне свою пишущую машинку, дал снять образец шрифта и даже позвонил в больницу, чтобы мне там не чинили препятствий. В больнице оказалось пять машинок, образцы шрифта я имею с каждой. Все это заняло час с небольшим. В половине одиннадцатого я пришел в отдел экспертизы, передал весь материал доктору Фриче и сказал, как обычно, что дело очень спешное. Он, разумеется, ничего другого не ожидал и пообещал позвонить, как только будут результаты.
Арнольд замолчал и принялся вертеть в пальцах пачку сигарет. Тогда Крейцер выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда два апельсина и кинул один Арнольду.
– Если уж вам вздумалось чем-то поиграть, съешьте лучше апельсин, хоть польза будет.
– Спасибо, - сказал Арнольд и начал ногтем сдирать кожуру. Крейцер же чистил своим перочинным ножиком, которым обычно точил карандаши.
– А как обстоит дело с объявлением?
– спросил Крейцер.
– Зря прогулялись?
– Не совсем. У нас есть теперь на руках вторая подделанная подпись и почти твердая уверенность, что Кранепуль не единственная жертва мошенников. В ответ на это объявление поступила масса писем.
Арнольд бросил зернышки в пепельницу и рассказал все, о чем узнал в пункте приема объявлений.
– Хорошо, - сказал Крейцер.
– Большего я и не ждал. А я за это время выяснил, что в Бранденбурге нет ни номера сто тридцать семь на Мюленторштрассе, ни человека по имени Иоганнес Мехлер.
– Он положил в рот дольку апельсина и продолжал: - Но отсюда вытекает ряд новых вопросов. Во-первых, кто из ближайшего мужского окружения доктора Николаи умеет водить машину? Я не допускаю, чтобы мошенник был совершенно посторонним человеком. Так, к примеру, он должен был четко знать, когда у Николаи ночное дежурство, чтобы заранее условиться о встрече с Кранепулем, далее, ему нужен был ключ от машины или его дубликат, и, наконец, он, как и Николаи, был в желтом плаще.