Досье Госпожи
Шрифт:
– Но давай еще раз повторим. На французском. Скажи ‘un", - приказала она и прокатила колесо еще раз по его груди.
Звук, сорвавшийся с его губ был больше похож на животный, чем на человеческий. Именно это она и хотела услышать.
К тому времени как они добрались до “cinq” на его груди пересекались десять линий, тонких и красных как клеймо. Следы исчезнут довольно быстро. Те, что остались от колеса и палочки будут держаться день или два. Потрясающе, когда нечто похожее по ощущениям на то, будто кто-то вскрывает тебе грудь ножом, может совсем не причинить вреда.
– По шкале от одного до десяти, -
– Onze, - ответил он, его веки были крепко сжаты, а все тело содрогалось от последних волн боли.
– Onze? Я причинила тебе боль на все одиннадцать? Должна сказать, сейчас я чертовски горжусь собой.
Она прикоснулась губами к его груди и провела языком по одной дорожке. Ее горячий рот на его израненной коже должно быть ощущался как соль на открытой ране. И, тем не менее, он еще больше возбудился от последнего раунда пытки.
Возможно, пришло время избавить его от страданий.
Она встала с ним лицом к лицу и прижалась к его бедрам.
– Никогда не видела такого твердого члена. А я много стояков повидала.
– У вас дар причинять боль, Ma^itresse.
– Что тут скажешь? Я люблю дарить подарки. И сейчас я в очень хорошем настроении дарить. А ты в настроении принимать?
– Да, - выдохнул он, большего отчаяния в его голосе она еще не слышала.
– Значит, ты знаешь какой зануда мой непрошибаемый босс, так? Мне запрещено продавать секс. Только извращения. Я могу довести до оргазма только женщин, но не мужчин...
– Ненавижу вашего босса. У него нет ни капли сострадания.
– Скажи мне вот что. Если... ты заплатишь мне за боль, а секс будет за счет заведения. Как это назвать?
– Идеальный компромисс. Наверняка даже ваш босс не найдет к чему придраться.
– То, чего он не узнает, не причинит ему боли.
– Она приблизилась к его губам.
– Да... что бы мы не сделали, - ответил он, улыбаясь ей, - давайте не будем причинять ему боль.
Подмигнув, она медленно и глубоко поцеловала его. Поцелуй ощущался более извращенным, чем вся та боль, которую она дарила ему за последний час. Она была Доминатрикс. Боль была ее профессией. Даже проститутки не целуют своих клиентов. Но опять же, этот клиент был особенным.
Она отстранилась и улыбнулась ему.
– Теперь я должна отвести тебя в спальню. Как же мне тебя туда повести? Опять поводок?
– Боже, пожалуйста, нет.
– Тогда на четвереньках. Сидеть, мальчик.
Присвистнув и похлопав по ноге, она приказала ему следовать за ней, будто он был ее собачкой. И как собачка он на четвереньках пошел за ней. Как только они оказались в спальне, она схватила его за волосы на затылке и подняла с пола.
– На середину кровати. На живот, - сказала она.
– Располагайся. Я скоро вернусь.
Она задержалась в подземелье немного дольше, чем требовалось. Он так ждал освобождения. Почему бы не заставить его подождать еще парочку минут? После того, как она подготовила себя, затянув ремни страпона и собрав все необходимое, она села, вытащила из ящика пилочку и аккуратно начала подпиливать ногти.
Как только ее ногти стали блестеть как отполированное стекло, она решила обратить внимание, которое он заслужил, на несчастного мужчину в соседней комнате.
Госпожа
– Если я не ошибаюсь, а я не ошибаюсь, ты несколько десятков раз трахал меня в зад. Не очень приятно, учитывая, что твой член больше твоего эго.
Она взяла тюбик со смазкой, выдавила немного на пальцы и начала наносить на него.
– Не помню, чтобы вы жаловались...
Он определенно не жаловался в этот момент. С ее пальцами внутри него, его дыхание стало хриплым и рваным. Он вдыхал между каждым словом, вздрагивал от удовольствия с каждым разом, как она глубже проникала в него.
– С чего бы это мне жаловаться с твоим-то членом в моей заднице?
– она вытащила пальцы.
– Похоже, Рождество нагрянуло ко мне пораньше. Да, кстати, с Рождеством.
Удерживая страпон в руке, она проникла в него одним плавным движением и остановилась, застыв только для того, чтобы послушать его похотливые стоны.
Она начала двигаться и двигаться медленно, давая ему открыться для нее. Мужчина любил анальный секс... давать, получать, наблюдать, все вышеперечисленное. Но он держал свою свитч-сторону настолько скрытой, что редко позволял себе это удовольствие. У других мужчин в их сообществе была плохая привычка - с презрением смотреть на мужчин пассивов и сабмиссивов. Лицемеры, все они. Они пробирались в ее подземелье, пока остальной мир не смотрел, садились у ее ног и умоляли их вот так трахнуть. Она выбивала из них все дерьмо и прогоняла. Она никогда даже не давала им шанса заработать удовольствие, которое так охотно дарила этому особенному клиенту. Эти лже-Домы, как мачо, размахивающие членами, не заслуживали быть ее сучкой.
– Я делаю это только потому, что ты заслужил, - сказала она, снова проникая в него. Она ласкала его плечи, его бока, кончики пальцев как по шрифту Брайля, порхали над красными рубцами. Она наклонилась вперед и на пару мгновений легла на его спину, продолжая работать бедрами. – Других причин нет.
– Ни одной? Вам это не нравится?
– Едва ли. Ненавижу это, - сказала она, и дрожь удовольствия пронзила ее бедра. Она закрыла глаза и вонзила пальцы в его тело.
– Всей душой ненавижу...
Он рассмеялся в ответ на ее ложь, и она шлепнула его по спине, чтобы наказать.
– Смеяться я не разрешала. Только стонать, рычать и может быть ахать.
– Ахать?
Она сильнее и глубже толкнулась в него, и он ахнул.
– Именно, - ответила она, легонько укусив его спину.
– Ахать.
Она любила подобные вещи, с ним особенно, хотя у нее была пара девушек саб, которых она трахала до бессознательного состояния. Нет ничего более раскрепощающего, чем проникать в другого человека, трахать его до умопомрачения и доводить до рваной грани, где удовольствие переплетается с болью.