Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980

Раззаков Федор Ибатович

Что касается отношений с противоположным полом, то, будучи наполовину инвалидом, Валера, в отличие от своих сверстников, был обделен вниманием девушек. Но он по этому поводу сильно не переживал и иногда с друзьями участвовал в самых невероятных хулиганских проделках. Об одной из них В. Золотухин вспоминает следующее:

«Были у нас две сестры Печенкины. Младшая из них — Нина — училась со мной в одном классе. Красивая была! А старшая — вообще красавица, но смотрела на нас как на шпану.

И вот однажды поздно вечером мы решили пойти к ним втроем. А на улице — зима, все занесено…

Худо-бедно, до дома ихнего мы дошли.

И что мы сделали? Это было довольно интересное объяснение в любви: мы закрыли на щеколду дверь, чтобы они из дома не выбрались, а потом по очереди насрали им на крыльцо. Причем навалили изрядно. И это было именно проявление любви, и оно было сделано в такой форме не из желания досадить. Я бы назвал это скорее проявлением привязанности к этому дому и к этим девочкам.

Потом мы раскидали весь инвентарь и с чувством выполненного долга собрались уходить. Но в этот момент какому-то дураку из нас пришло в голову постучать им в окно — чтобы как-то дать знать. Отец этих девушек всполошился, но выйти не смог — дверь заперта снаружи. Мы двинулись, но тут он как-то исхитрился выбраться и ка-ак заорет! Конечно, мы рванули наутек, но я же был на костылях. Короче, как срать на костылях — это еще ерунда. А вот как убегать на костылях — это вопрос по существу».

Ходить на костылях В. Золотухину пришлось до 8-го класса; затем он выбросил их и стал учиться танцевать. Учился с таким желанием, что уже в девятом классе на Новый год лихо отплясывал «яблочко». Кроме этого он классно играл на гармошке и пел. Мечта стать артистом ни на секунду не покидала его.

Рассказывает В. Золотухин: «Тем, что я пошел в артисты, я во многом обязан одному человеку. Когда я окончил девять классов, к нам в село приехал «Цирк на колесах». Руководил цирком Алексей Яковлевич Полозов. Им в представлении нужен был «подсадок». Полозов пригласил меня к себе и сказал: «Вот, молодой человек, вы хотите стать артистом, помогите мне в представлении, сыграйте небольшой эпизод». Этюд заключался в следующем: иллюзионист на сцене печет торт. Клоун, то есть Полозов, пытается его пародировать, обращается к зрителям с просьбой дать ему головной убор. Я должен был сидеть в первом ряду, дать клоуну кепку. Тот начинает бить в ней яйца. Мне надо было сыграть возмущение: что такое? Зачем вы портите мою кепку? Потом я бегу за клоуном за кулисы, он мне дает другую такую же кепку, я извиняюсь перед зрителями — и все. Фокус ерундовый.

Я очень волновался. Сел в первый ряд. Вышел иллюзионист, потом клоун, он просит у публики головной убор. Ему, естественно, протягивают. А я сижу. Тут Полозов говорит: «Я возьму головной убор у молодого человека, который сидит в первом ряду». Подходит ко мне, а я выдаю: не дам! И клоун стал «разогревать» зал, сделал так, что зрители обратились ко мне, кричат: «Отдай, что они тебе сделали, это же москвичи». Короче, отняли у меня кепку, клоун стал бить в нее яйца. Я такой визг поднял: да как вы смеете? Что вы делаете? Меня не пускали, а я вырвался на сцену, оставив пиджачок в руках моих притеснителей, схватил эту кепку и вдруг зарыдал настоящими слезами.

Клоун утащил меня за кулисы, где собрались все артисты. Они такого позора не ожидали — нарвались на какого-то кретина, какого-то идиота, причем он слезами плачет всамделишными. Мне отдали новую кепку, попросили выйти и извиниться перед зрителями. Я все сделал. Этот номер имел потрясающий успех. В зале

было все: от гнева до хохота, от разочарования до радости. Когда я после представления отдавал клоуну кепку, он мне сказал: «Завтра, молодой человек, приходите ко мне в 10.00». Я всю ночь не спал. Пришел. Получился длинный разговор. Он дал мне свой московский адрес и сказал: «Вы совершите преступление, если не станете драматическим артистом».

В 1958 году Золотухин окончил школу с золотой медалью и сообщил родителям, что собирается ехать в Москву поступать на артиста. Те отнеслись к этому заявлению с удивлением: «Ты же всего год назад на костылях ходил! Какой из тебя артист?!» Однако уговорить юношу изменить свое решение ни родители, ни друзья не сумели. Пришлось отцу продавать корову, а вырученные деньги отдать сыну, чтобы тот в столице ни в чем не нуждался.

До столицы Золотухин добирался несколько дней. Сначала доехал на пароходе до Барнаула, а затем четверо суток трясся на поезде. Все эти дни практически ничего не ел, не пил, чтобы не бегать лишний раз в туалет — боялся оставить без присмотра свои мешки. Родные, напутствуя его в дорогу, предупреждали, что в поездах «жулья видимо-невидимо».

Приехав, наконец, в Москву, сдал все вещи в камеру хранения на Казанском вокзале и, как был в шляпе дерматиновой, в шароварах сатиновых, отправился на поиски театрального института. Искал он его до вечера, но все-таки нашел. На стене возле входа висела внушительная доска с наименованием вуза — Государственный институт театрального искусства имени Луначарского.

Институт был уже закрыт по причине позднего времени. Но уходить от него молодой человек не собирался. Да и идти особо ему было некуда, разве что на вокзал. Поэтому он решил устроиться на ночлег прямо на скамеечке в полисадничке. Там он и провел свою первую ночь в столице.

О том, как Золотухин поступал в ГИТИС, можно написать отдельную главу, что, собственно, сам актер уже и сделал. Согласно этому описанию, его поступление напоминало собой настоящий цирк, от которого у всех, кто это видел, буквально сводило животы. Сначала абитуриент попытался спеть экзаменаторам несколько песен, но все время забывал слова. То же самое случилось и с басней. Когда его попросили рассказать басню своими словами, он и этого сделать не сумел и принялся прилюдно… реветь. Видимо, ревел он так жалостливо, что председатель комиссии сжалился над ним и предложил ему станцевать. И вот здесь он в грязь лицом не ударил. Так стал наяривать, что председатель не выдержал, вскочил из-за стола и сам выбежал в круг. В конце концов в ГИТИС его приняли — на отделение музыкальной комедии.

А вот во ВГИКе эта нахрапистость у Золотухина не прошла. Параллельно с поступлением в театральный он решил попробовать свои силы на актерском факультете главного киношного вуза, но там его остановили на полуслове, даже басню не дали дочитать. Сказали: «С вами все ясно!»

Во время учебы в театральном будущий артист, наверное, был самым чудаковатым студентом на курсе. (Первыми красавцами там были В. Коренев и Ю. Васильев). Одевался он «хрен знает как» (по его словам) — короткие штаны и несусветный пиджак. Когда он в таком виде приходил в ресторан ВТО, с ним не соглашалась танцевать ни одна девушка. А он абсолютно по этому поводу не переживал. Думал: ну, суки, вы же не знаете, кому отказываете! Придет время — локти будете себе кусать!