Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980
Шрифт:
— Слушай, я от этих девок устал уже. Но ведь жалко их. У них и денег на билеты нет. Ты уж их посади.
Жена, которая ездила на гастроли с ним, относилась ко всему спокойно — а что делать?»
Первая пластинка Ободзинского вышла в конце 60-х и мгновенно стала раритетом. Однако сам певец с этого почти ничего не поимел. Судите сами. Стоила она 2 рубля 60 копеек и ее тираж был 13 миллионов. Государство на ней заработало порядка 30 миллионов, но певцу с них досталось… 150 рублей.
В то же время параллельно с небывалым успехом, который певец с каждым днем приобретал у слушателей, нарастала и его критика официальными властями. Главной
И все же недоброжелателей у певца было гораздо больше, чем друзей. Тот же начальник городского управления культуры Москвы, узнав, что в Театре эстрады намечается месячное выступление Ободзинского, позвонил директору театра и потребовал сократить концерты до недели. «Столько концертов у нас таже Райкин не дает! — гремел в трубке голос разгневанного чиновника. — А тут какой-то Ободзинский! У него же пошлый репертуар!»
Не менее негативно относилась к певцу и министр культуры СССР Е. Фурцева. Однажды она посетила апрелевский завод «Мелодия» и, проходя по цеху, спросила у рабочих:
— Что печатаем?
— Пластинку Ободзинского, — ответили ей.
Министр вошла в другой цех и вновь спросила:
— Что печатаем?
— Пластинку Ободзинского, — последовал ответ.
— У вас что, весь завод на одного Ободзинского работает? — спросила Фурцева у идущего рядом генерального директора «Мелодии».
— Что вы, Екатерина Алексеевна! На втором этаже мы печатаем классические произведения.
Каково же было удивление и гнев министра, когда и на втором этаже на ее стандартный вопрос «Что печатаем?» ей ответили: «Ободзинского». В итоге в тот же день Фурцева наложила запрет на выпуск этой пластинки.
Еще одним противником певца Ободзинского в те годы был председатель Гостелерадио С. Лапин. Он очень предвзято относился к лицам еврейской национальности и лично контролировал их появление на голубых экранах. Нашего героя он почему-то тоже считал евреем, хотя тот был наполовину украинец, наполовину — поляк. Поэтому когда в начале 70-х Лапин увидел в одной из передач нашего героя, он заявил:
— Градского уберите!
— Но это не Градский, это — Ободзинский! — попытались объяснить председателю.
— Тем более уберите! Хватит нам одного Кобзона!
В результате на сегодняшний день в фондах телевидения не осталось ни одной записи выступления Ободзинского, кроме той, что была записана на новогоднем «Огоньке» в 1967 году.
И все же, даже несмотря на такой жесткий прессинг со стороны официальных структур, слава певца Ободзинского гремела на весь Советский
Официальная концертная ставка у него была 13 рублей 50 копеек плюс всякие надбавки. В итоге получалось около 40 рублей за концерт. А гастролировал наш герой в те годы очень интенсивно. Причем арифметика была такая: часть концертов оформлялась официально, а часть — на «фондах» местной филармонии («левые»). Поэтому в месяц у него набегало по 3–4 тысячи рублей. Баснословные деньги по тем временам. Видимо, этому в основном и завидовали те чиновники от искусства, которые, протирая штаны в высоких кабинетах, таких денег никогда не зарабатывали. Поэтому звания заслуженного артиста РСФСР он так и не дождался, пришлось довольствоваться заслуженным артистом Марийской ССР.
В 1974 году на экраны страны вышел американский фильм «Золото Маккенны», в первоначальном варианте которого звучала песня Куинси Джонса в исполнении Хосе Филисиано. Однако эту песню решили переозвучить и доверили это дело Ободзинскому. Так в его репертуаре появился еще один шлягер — «Старый гриф стервятник» (слова Л. Дербенева). Когда сегодня я вновь и вновь слушаю на магнитофоне эту песню, я вспоминаю, с каким трудом нам, московским мальчишкам, приходилось добывать слова этой песни. Ведь о пластинке с ее записью тогда и думать было невозможно. Переносного магнитофона у нас не было, поэтому мы вооружались карандашами, садились поближе к экрану (там светлее) и в процессе ее исполнения лихорадочно записывали слова на бумагу. А потом разучивали.
По словам людей, близко общавшихся с певцом, он был необычайно музыкален. И это при том, что он никогда и нигде не учился музыке. Он даже ноты узнал только в процессе работы, та и то они не очень-то ему были нужны. Он все делал по слуху. Но его словам: «Кобзон, Лещенко — певцы с вокальной школой. С поставленным голосом. А я пою открытым голосом. Это совсем другое. Это только потом я научился чуть-чуть прикрывать (вук.
Все западные певцы поют открытым голосом. Они поют душой, и я тоже пел душой. Они правдивые. Я не хочу ругать наших, но они… Я считаю, что у нас не было эстрады, а как бы второй сорт оперы.. ;»
Закат в карьере Ободзинского начался в середине 70-х. Причем приблизил его сам певец. В новогоднюю ночь 1976 года он внезапно заявил своим родным и друзьям:
— Я сейчас выпью!
Жена бросилась его отговаривать, то же попытались сделать и друзья, но Валерий был неумолим. Видимо, в нем что-то сломалось. В ту ночь он напился, хотя до этого в течение 15 лет (!) был в «завязке». С этого дня начался кошмар.
Ободзинский пил по-черному, и из-за этого большинство его концертов приходилось отменять. Бывало, концерт объявляли пять (!) раз, пять раз люди покупали билеты, и каждый раз он отменялся из-за «плохого самочувствия» артиста. Дело дошло до юго, что во время гастролей в Омске его пришлось положить в психушку, причем под чужой фамилией. На концерты его привозила медсестра, она же увозила его ночевать в больницу. Кроме нее за певцом следили еще несколько человек, так как он все время порывался выпить. Однажды не уследили, он выпил и пьяным вышел на сцену.