Достопочтенный Школяр
Шрифт:
Возблагодарив небеса за то, что дождь сменился туманом, он поднялся по подъездной дорожке обратно на шоссе и возле развилки нашел у обочины крошечный свободный клочок, где, если встать поближе к ограждению, другие машины хоть и с трудом, но проехать смогут. Джерри задел ограждение, но ему было все равно. Теперь со своего места он мог следить за пешеходами, которые входили и выходили в здание через украшенный лентами подъезд, и за подъезжающими и уезжающими машинами, двигавшимися к отелю по главной дороге. Ему не приходило в голову, что следует быть осторожнее. Он зажег сигарету. Мимо него в обе стороны проносились лимузины, но машина Ко так и не появилась. То и дело автомобили проезжали впритирку к нему, шоферы притормаживали, чтобы наорать, но Джерри не обращал на них внимания. Каждые несколько секунд он поглядывал в зеркало заднего вида; как-то раз позади, крадучись, словно виноватый, показался пухлый человечек, похожий на Тиу, палец в кармане пиджака секретного агента сам собой снял пистолет с предохранителя, и только потом Джерри признал, что фигура у этого человека далеко не такая мускулистая, как у Тиу. Он прошел
Он вспомнил, как они с Люком ездили в Хзппи Вэлли. Вспомнил, как это было.
Он все еще смотрел в зеркало, как вдруг мимо него вверх по подъездной дорожке пронесся «ягуар». Крыша его была поднята, на водительском сиденье сидела женщина, рядом – ни одного пассажира; единственное, что он упустил из виду, так это то, что она могла спуститься на стоянку на лифте и вывести машину сама, а не просить портье подогнать ее ко входу, как в прошлый раз. Выезжая следом за ней, он взглянул вверх и увидел, что свет в ее окнах до сих пор горит. Остался ли кто-нибудь у нее в квартире? Или она собирается вскоре вернуться? Не надо чересчур мудрствовать, сказал он себе, просто ей в голову не пришло его выключить.
«Когда я в последний раз разговаривал с Люком, – подумал он, – я сказал ему, чтобы он от меня отвязался, а он сказал, что прикроет меня перед Стаббси».
Она свернула и поехала вниз, по склону холма, к центру города. Он держался позади; какое-то время за ним никто не ехал, и это выглядело неестественно, но он уже много часов провел совершенно неестественно: сарратский школяр умирал в нем, и он ничего не мог с этим поделать.
Лиззи приближалась к самой освещенной части города. Он решил, что, наверно, до сих пор любит ее, хотя сейчас был готов подозревать всех и вся. Он держался близко, так как помнил, что она редко смотрит в зеркало заднего вида Все равно в туманных сумерках она разглядит лишь огни его фар. Туман висел клочьями, он стлался над гаванью, как дым от огня, стрелы портовых кранов покачивались, будто пожарные шланги среди клубов дыма. У отеля «Сентрал» она нырнула в подземный гараж, он въехал следом и оставил машину в шести пролетах от нее, она не заметила. Не выходя из машины, девушка поправила макияж; ему бросилось в глаза, как старательно она трудится над подбородком, запудривая шрамы. Потом она вышла и долго и тщательно запирала дверцу, хотя любой мальчишка мог запросто разрезать мягкую крышу лезвием бритвы. На ней было длинное шелковое платье и шелковая пелерина; поднимаясь по каменной винтовой лестнице, она подняла руки и тщательно поправил прическу. Ее длинные волосы были собраны у шеи; она зачесала их наверх и опустила «конский» хвост поверх пелерины. Джерри сопровождал ее до гостиничного вестибюля. Там он едва успел свернуть в боковой коридор, чтобы не столкнуться с шумной толпой репортеров из журналов мод. Весельчаки обоего пола, разряженные в атлас и банты, фотографировали всех, кто попадался на пути. Оставшись в коридоре в относительной безопасности, Джерри попытался осмыслить увиденное. Здесь намечалась большая частная вечеринка, и Лиззи проникла на нее с черного хода. Все остальные гости прибывали с парадного, где на площадке кишмя кишели «роллс-ройсы»; их было так много, что выделить среди гостей самых важных персон было невозможно. Распоряжалась приемом гостей женщина с голубовато-седыми волосами; она покачивалась, ее французский сильно отдавал джином. Чопорная китаянка из отдела общественных связей с парой помощниц составляла цепочку встречающих; по мере того как один за другим подходили гости, девушка и ее подручные с пугающей сердечностью приветствовали их, спрашивали имена и иногда требовали пригласительные билеты, потом сверялись со списком приглашенных и говорили: "О д а, к о н е ч н о ". Дама с голубовато-седыми волосами улыбалась и что-то бубнила Подручные вручали мужчинам нагрудные значки, дамам – орхидеи, потом расцветали улыбками, предназначенными для следующего гостя.
Лиззи Уэрдингтон не дрогнув прошла процедуру проверки. Джерри подождал минуту, проследил, как она скрылась за двойными дверями с надписью «Званый вечер», украшении ми стрелой Купидона, затем пристроился в хвост очереди. Девушке из отдела общественных связей не понравились его ботинки из оленьей кожи. Да и костюм его сам по себе был довольно непригляден, но насторожили ее именно ботинки. Наверное, во время учебы в подготовительном центре ей внушали обращать особое внимание на обувь, подумал Джерри, пока она разглядывала его ноги. От носков и выше миллионеры могут одеваться, как оборванцы, но пара ботинок от Гуччи за двести долларов – это визитная карточка, которую нельзя недооценивать. Девушка хмуро взглянула на его журналистское удостоверение, сверилась со списком приглашенных, еще раз всмотрелась в удостоверение, потом опять посмотрела на ботинки и наконец бросила последний взгляд на даму с голубыми волосами, которая все так же улыбалась и бубнила. Джерри догадался, что она под завязку накачана наркотиками. Наконец девушка одарила подозрительного гостя особо сияющей улыбкой и протянула кружок размером с кофейное блюдце, раскрашенный флюоресцирующей розовой краской, посреди которого двухсантиметровыми белыми буквами было выведено «ПРЕССА».
– Сегодня мы в с е х одариваем красотой, мистер Уэстерби, – сказала она.
– Так поработайте и со мной, милочка.
– Вам нравятся м о и д у х и, мистер Уэстерби?
– Сногсшибательно, – ответил Джерри.
– Они называются " С о к в и н о г р а д н о й л о з ы ", мистер Уэстерби, и стоят сто гонконгских долларов за маленький флакон, но сегодня Дом моды «Флобер» выдает нашим гостям бесплатные образцы. – Девушка перешла к следующей гостье. – Мадам Монтифьори… о да, к о н е ч н о, добро пожаловать в Дом моды «Флобер». Вам
Девушка-евразийка в ч ы о н г с а м е протянула ему поднос и прошептала:
– "Флобер" желает вам провести экзотическую ночь.
– Дай-то Бог, – согласился Джерри.
За двойными дверями выстроилась еще одна цепочка встречающих; ее составляли трое очаровательных юношей, выписанных из Парижа за свою красоту, и отряд телохранителей, какого не постыдился бы и президент. На мгновение Джерри пришло в голову, что его могут обыскать; что ж, в таком случае он расшвыряет всю эту лавочку. Они холодно смотрели на Джерри, почитая прессу наравне с прислугой, но он был светловолос, и поэтому его пропустили.
– Пресса сидит в третьем ряду от подиума, – произнес блондин-гермафродит в ковбойском кожаном костюме, вручая ему подборку материалов, предназначенную для раздачи журналистам. – Месье, у вас нет фотоаппарата?
– Я видел объявление, – ответил Джерри, указывая пальцем через плечо. – «Фотографировать запрещено». – Он прошел в приемную, источая улыбки и махая рукой всем, с кем встречался взглядом.
Посреди зала возвышалась пирамида из бокалов с шампанским высотой метра в два; сбоку к ней была пристроена лестница, обтянутая черным атласом, – чтобы официант смог добраться до самой вершины. В ящиках со льдом лежали большие двухлитровые бутыли вина Рядом стояла тележка с омарами и огромный паштет из свинины, оформленный в виде свадебного пирога; на верхушке его майонезом была выведена надпись: «Дом моды». Музыка в космическом стиле была призвана оттенять тихую беседу, если можно назвать таковой монотонное жужжание умирающих от скуки денежных мешков. Подиум протянулся от высокого окна до середины зала Окно выходило на гавань, но из-за тумана вид на море получался каким-то пятнистым.
Кондиционер отрегулировали так, чтобы дамы в роскошных соболях не потели от жары. Большинство мужчин было одето в смокинги, лишь юные китайские повесы вырядились в свободные брюки в нью-йоркском стиле, черные рубашки и золотые цепи. Британские тайпэны со своими дамами рыхлой кучкой стояли поодаль, как скучающие офицеры на гарнизонной вечеринке.
Джерри почувствовал на плече чью-то руку и резко обернулся, но увидел перед собой всего лишь маленького китайца-гомосексуалиста по имени Грэхем, работающего в местной газетке светских сплетен. Когда-то Джерри помог ему со статьей, которую тот пытался продать журналу комиксов. Подковой в несколько рядов вокруг подиума стояли кресла, на переднем ряду между мистером Арпего и его то ли женой, то ли любовницей сидела Лиззи. Джерри узнал их – он видел этих людей в Хэппи Вэлли. Вся компания была похожа на пожилое семейство, выводящее дочку на первый бал. Оба Арпего разговаривали с Уэрд, но она, казалось, едва их слышала. Лиззи сидела очень прямо и сияла красотой. Она сняла пелерину, так что с того места, где находился Джерри, можно было подумать, что она совсем обнажена (если не считать жемчужного ожерелья и сережек). По крайней мере, с ней ничего не случилось, подумал он. Она не зачахла, не подхватила холеру, ей даже не прострелили голову. Он вспомнил тонкую полоску золотистых волос, сбегавшую вниз по ее позвоночнику: такой он увидел ее в тот первый вечер в лифте.
Рядом с Джерри уселся гомик Грэхем, возле него – Фиби Уэйфарер. Он едва ее знал, но все равно радостно поздоровался.
– Привет. Вот здорово, что ты здесь. Ты великолепна. Тебе, малышка, надо было бы не здесь сидеть, а гулять по подиуму и показывать ножки.
На первый взгляд, она была немного пьяна; возможно, Фиби подумала про него то же самое, хотя с той минуты, как Джерри вышел из самолета, он не выпил ни капли. Уэстерби вытащил блокнот и начал писать, изображая профессионала, хотя на самом деле просто пытался скрыть обуревавшие его чувства. Держись непринужденнее. Не спугни птичку. Потом он прочитал то, что сам написал в блокноте – там были слова «Лиззи Уэрдингтон» и больше ничего. Китаец Грэхем тоже прочитал это и засмеялся.
– Мое новое увлечение, – сказал Джерри, и они засмеялись вместе, неестественно громко, так что сидящие впереди стали оборачиваться. Свет начал меркнуть. Но Лиззи так и не обернулась, хотя он тешил себя надеждой, что, может быть, она узнает его голос.
Позади них закрыли двери, свет погас, и у Джерри возник соблазн устроиться поудобнее в мягком кресле и вздремнуть. Космическая музыка сменилась тропическими ритмами; над черным помостом поблескивала единственная люстра, ей вторило заоконное мерцание огней над гаванью. Гул барабанов, доносившийся из развешанных повсюду усилителей, медленно нарастал. Они все рокотали и рокотали, долго, слаженно, настойчиво, и вот на помосте, на фоне окна, выходящего на гавань, стали различимы человеческие фигуры. Барабаны замолкли. В невыносимой тишине по подиуму бок о бок прошагали две черные, совершенно обнаженные (если не считать драгоценностей) девушки с обритыми головами. В ушах у них были круглые сережки из слоновой кости, на шее – бриллиантовые ожерелья, похожие на железные кольца, какие надевали когда-то на невольниц. На блестящих руках и ногах тут и там горстками посверкивали алмазы, рубины и жемчуг. Нежданные гибкие и высокие красавицы заворожили публику блеском безграничной чувственности. Ожили и воспарили барабаны, в лучах прожекторов засверкали тела и бриллианты. Экзотические дивы в причудливом танце выплыли из окутанной туманом гавани и обрушили на публику весь гнев сексуальной неволи. Потом они развернулись и пошли обратно, покачивая бедрами и приводя публику в неистовство и отчаяние. Вспыхнул свет, зал взорвался аплодисментами. Заговорили все разом, и Джерри громче всех; он обращался к мисс Лиззи Уэрдингтон, знаменитой аристократке, великосветской красавице, чья мать не умеет даже сварить яйцо, и к семейству Арпего, владеющему всей Манилой и одним или двумя островами в Гонконгском архипелаге, как когда-то уверял его капитан Грант из Жокей-клуба. Джерри держал блокнот на изготовку, как официант.