Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»
Шрифт:
— Молоток, Дугин! — не прекращая наблюдения, заявил командир. — Всем внимание! Через пару минут полезут!
Бойцы торопливо расползались, беря окна и дверь дома на прицел. Двое, волочившие пуки травы, проскочили к весело полыхающей поленнице и бросили свой груз там, где пламя еще не разгорелось как следует.
«Наконец-то сподобились, телята!» — мысленно обругал подчиненных старший лейтенант. Вообще, привыкнув за месяц к слаженным действиям своих «истребителей», пограничник крайне неодобрительно относился к пополнению из «обычной» пехоты. «Ладно бы хоть обстрелянных дали, а то эти, похоже, вчера от мамки! Эх-ма! Такую избушку ладную на угли переводим! — Мысли Войтовского перескочили на другое, впрочем, мимолетное сожаление мгновенно сменилось совершенно другим чувством: — Ну ниче, и за домик поквитаемся, и за все прочее…»
Раскаленная «спичка» тем временем провалилась на чердак, и вскорости из слухового окошка густо повалил
Часто забахали самозарядки «истребителей» — не так давно командующему армией удалось выбить у тыловиков столь полезное для диверсантов оружие. Беглец, привставший на колени, дернулся несколько раз и мешком свалился на землю. Винтовки продолжали стрелять, но теперь огонь велся по окнам. К удивлению Павла, больше из горящей избы никто не появился, так, мелькнули подсвеченные пламенем силуэты, и все.
Раскатисто бухнула танковая пушка, но снаряд прошел значительно выше залегших. «Хрен он чего рассмотрит, железяка чертова! — мелькнула злорадная мысль. — Над дровами пламя уже на пару метров поднимается, да дым, да пылища…» По его жесту бойцы начали отходить — слишком уж жарко стало. Да и танк еще уделать нужно…
Деревня Загатье, Кличевский район Могилевской области, БССР.
22 августа 1941 года. 16:03.
— Шо вам сказать, громадяне? Главное, шоб костюмчик сидел! И попа не потела! — Серега подбоченился и картинно отставил ногу, словно на нем был не противно воняющий резиновой пропиткой немецкий мотоциклетный плащ, а дорогущая откутюрная шмотка.
— Не, не идет тебе… и даже не сидит, — отвечаю после недолгого любования. — К твоим черным бровям больше шапочка медицинская с вот такенным красным крестом подойдет.
— Ты еще скажи — халатик коротенький, и чтоб без лифчика, — огрызается Док и начинает стягивать с себя фельджандармские «доспехи».
Развить тему эротических шаблонов я не успеваю, поскольку отвлекаюсь на Зельца, отрабатывающего сейчас метание ножей:
— Слышь, Дымсон, ты что тут за танец маленьких лебедей изображаешь? Что это за балетные па? — Лешка сейчас трудится над тем, что наш злоязыкий медик называет «метанием икры в прыжке», то есть старается попасть ножом в мишень во время перемещений. Выходит у него, честно признаюсь, не очень. Перед тем как послать оружие в цель, он замирает и зачем-то вытягивает левую руку в сторону броска, отчего все эти перетаптывания и уклоны теряют всяческий смысл. Пришлось вылезти из гамака, что с одной действующей рукой задача сама по себе не простая, и подойти к стажеру. — Брось эту привычку! Стоя-то нормально попадаешь… И нож знакомый… — Я протянул руку, проигнорировав вопросительный взгляд, брошенный милиционером в сторону моих ножен. Вот еще, не хватало висящий у меня на поясе эксклюзив на тренировки переводить! — Смотри! — В качестве учебного пособия мой пострадавший от вражин организм сейчас подходит как нельзя лучше — одна рука-то к телу прикручена, так что и вытягивать в направлении мишени нечего. Шагаю вправо и…
Оп! «Металка», сработанная из винтовочного штыка, с глухим стуком втыкается точно в грудь нарисованного на бревенчатой стене силуэта.
— Не, ну, Антон, так то ж ты, — начинает канючить Леха, но я быстро пресекаю это слюнтяйство:
— А что я?! Баланс ты и без размахивания руками удержать можешь, чай, не на одной ноге стоишь. Или у тебя к левой грабке прицел прикручен, раз ты без нее не можешь, а? Все, давай еще тридцать бросков, но чтоб вторую руку за ремень засунул! Что встал? Исполнять!
Никто из присутствующих сокомандников даже бровью не повел — дело обычное. Нам самим на тренировках достается не хуже. Сознательности, может, побольше, как и понимания необходимости самоистязания, но командир иной раз в похожем стиле с нами разговаривает. Хотя поговорку про нужду, которая заставит, не зря придумали. Не скажу, что каждую свободную минуту посвящаю боевой учебе, но вламываю изрядно, как и прочие. Слишком много пробелов в нашем образовании, слишком многие навыки растерялись. Слава богу, с учителями все в порядке. Тот же Бродяга успешно «переточил» нас под нормальную стрельбу из пистолета. Без всяких там «еврейских отклячиваний жопы с перерасходом патронов» и «я стреляю по звонку», как он нелицеприятно именует модные в нашем времени стили так называемой «боевой» стрельбы.
Помню, Тотен по шапке получил за сдвоенные выстрелы. Шура прямо сказал: «Не хер патроны жечь, если и в первый раз не прицелился. А если прицелился, то тем более не хер!» Собственно, благодаря ему я сейчас чувствую себя хоть сколько-нибудь полезным членом отряда — рука хоть и одна, но, если что, пистолетом дел натворю. Все-таки не зря каждый день все это время как минимум по полчаса на тренировки трачу. Да и «браунинг» мой — пистолет ладный, а приноровившись, я его и перезаряжать научился. С «вальтером», или «парабеллумом», у которых защелка магазина на донышке рукояти, управляться было бы не в пример сложнее. А так — магазин выщелкнул, пистолет под мышкой пострадавшей руки зажал, правой новый магазин достал… Справляюсь, в общем… Только подсумки по-другому на поясе перевесить пришлось. С ТТ похоже получается, но меня его система предохранения напрягает — отработать с полувзвода выходит медленнее, чем снять «Хай Пауэр» с предохранителя. Ну и, опять же, защелка магазина удобно расположена.
Собственно, мы как цветочки перекрестно опыляемся. Я Доку удар с правой ставлю, а он мои навыки срочной медпомощи корректирует с точки зрения современных воззрений передовой медицинской науки. Бродяга Алику ценные советы по практическому применению второго, после головы, оружия штабного работника дает, а Тотен в ответ за внешним видом Шуры следит, чтоб проколов, как тогда, у тайника, не было. И тэдэ и тэпэ. А все вместе мы «молодых» гоняем. Они нас, впрочем, тоже. Правда, мы в этом им никогда не признаемся. А если это произойдет, то, значит, мы спалились, как неумелый вор на дырявом кармане. Сейчас, почти полтора месяца спустя, многие наши потуги сойти за местных только смех вызывают. Вроде отрывания фильтра у сигарет и прятанья современных бутылок. Эти-то вещи «местным» объяснить проще простого — иностранное производство или секретность более чем достаточное прикрытие для незнакомого предмета. А вот незнание того, что Невский проспект в Питере совсем не Невский, а вовсе даже «25-го Октября», рояль играет.
Хорошо еще, что никто из нас, согласно самосостряпанным «легендам», не питерский. Но и на родной Москве я бы как пить дать спалился. Ни названий улиц не помню, ни злачных мест, а ведь в самом центре города вырос и историей его интересовался с младых, как говорится, ногтей.
А взять, к примеру, ситуацию, когда Соколов с гордостью сообщил за вечерним чаем, что в один день с комсомолом родился — у меня минут пять ушло на то, чтобы вспомнить, что это 29 октября было! И оставалось только одобрительно головой качать, пока всю память не прошерстил, а то бы поздравил на автомате и выглядел бы как полный идиот. А таких мелочей вокруг — тысячи! Или названия городов, для примера, что Владикавказ раньше Орджоникидзе назывался, я помню. Довелось там побывать, когда с классом в турпоход по Кавказу в восемьдесят восьмом ходили. А вот что за города Молотов и Чкалов — поди разбери. Я на них вчера в газете наткнулся, когда, чтобы чувство острого информационного голода утолить, после бани зарылся носом в подшивку, найденную в школьной библиотеке. И книжки, что раньше читал, ни разу не помощники, поскольку, так уж вышло, о героических тридцатых читать довелось мало — прям терра инкогнита какая-то! Про Гражданскую — до фига, про Отечественную войну — еще больше, а вот про «мирные двадцать лет социалистического строительства» — по пальцам пересчитать. Ильф-петровские шедевры, «Кортик» с «Бронзовой птицей», да и те, если мне память не изменяет, после войны уже написаны. «Республика ШКИД» и «Педагогическая поэма»? Нет, эти все ж таки про более раннее время, да и специфика… Вот и остается нам пяток книг да столько же фильмов, к реальности имеющих отношение крайне опосредованное. А остальное больше на пасквиль похоже, вроде «Детей Арбата» и опусов Солженицына. Впрочем, подспудно и они влияние оказывают — я, пока не понял, что гэбэшники из отряда Зайцева вполне себе нормальные ребята, ушки на макушке держал и все время репрессии высматривал. Но когда сообразил, что никто нам иголки под ногти загонять с места в карьер не собирается, а наши, точнее Бродягины, заходы на тему секретности как раз и убедили энкавэдэшников, что мы свои, вполне нормально с ребятами общался. Причем они были, как на подбор, тактичными и вежливыми. Прощупывали, конечно, но аккуратно. Наподобие вопросов об общих знакомых. Не скрою, пришлось актерским мастерством блеснуть, да и как знакомцев я поминал все больше людей в узких кругах более чем известных, вроде Якова Исааковича да Павла Анатольевича. Чисто в соображении, что вопросы с подковырками этим людям сложно задавать, в белорусских чащобах сидючи.
— …так нормально? — Голос Зельца выдернул меня из пучины раздумий.
— Давай еще разочек. Серией! — Вышестоящему всегда проще вывернуться из неудобного положения, чем я и не преминул воспользоваться. Теперь, правда, в эмпиреях не воспарял, а внимательно следил за телодвижениями воспитанника.
— Бам! — Равновесие Лешка чуть не потерял, но нож в мишень воткнулся.
Два шага влево, замах — и второй нашел цель.
— Перекрутил! — делаю замечание, поскольку штык торчит косо, так, словно его откуда-то сверху метнули.