Дожить до вчера. Рейд «попаданцев»

Рыбаков Артем Олегович

— Слушаюсь, господин генерал! — Несмотря на бодрый ответ, выглядел криминальинспектор Мустер подавленным.

— Кстати, Мустер, — окликнул генерал уже выходящего полицейского, — в тех местах тоже хватает жидовских деревень, так что специальные мероприятия вы сможете проводить и там.

Из письма княжны Марии Илларионовны Васильчиковой [80] из Берлина брату Джорджи в Рим, 1 июля 1941 года:

…Только что с Восточного фронта появился Бурхард Прусский. Он отозван, потому что он «из королевских». Он рассказывает, что там царит абсолютный ужас. Почти не берут пленных ни с той, ни с другой стороны. Русские дерутся не как солдаты,

а как преступники, подымая руки вверх, делая вид, что сдаются, и когда немцы приближаются вплотную, открывают по ним огонь в упор; они даже стреляют в спину немецких санитаров, присматривающих за их же ранеными. Но они очень храбры, и везде идут тяжелые бои. Там сейчас все три брата Клари. Бедные родители!

Встретила сестер Вреде, которые только что узнали, что их брат Эдди убит. Ему было только двадцать лет, и он был всегда душой общества. Вообще-то потери на этот раз во многом превосходят потери предыдущих кампаний. И все же немцы успешно продвигаются, как этого можно было ожидать…

80

Княжна Мария Илларионовна Васильчикова( Marie Vassiltchikov,известна также как «Мисси» (Missie;29 декабря 1916 г. (11 января 1917 г.), Петроград — 12 августа 1978 г., Лондон) — русская аристократка из рода Васильчиковых, причастная к событиям заговора 20 июля с целью убийства Гитлера, оставила подробный дневник, выдержавший несколько изданий.

Васильчикова родилась незадолго до Февральской революции и была четвертым ребенком члена IV Государственной думы князя Иллариона Сергеевича Васильчикова и Лидии Леонидовны, урожденной княжны Вяземской.

Весной 1919 г. семья эмигрировала из России. Мария росла в веймарской Германии, Франции и Литве (Каунас, с 1932); в Литве перед революцией находилось имение Васильчиковых, и там же ее отец начинал службу. В 1938–1940 гг. Мисси жила в Швейцарии, ухаживая за смертельно больным старшим братом. С января 1940 г. литовские гражданки сестры Мария и Татьяна (впоследствии, в замужестве — княгиня Меттерних) Васильчиковы служили в гитлеровском Берлине — сначала в бюро радиовещания, затем в Информотделе МИД, общаясь преимущественно с представителями немецкой аристократии (связи, установленные еще их родителями в дофашистскую эпоху). Среди друзей Марии были непосредственные участники заговора 20 июля — Клаус фон Штауффенберг, Адам фон Тротт (его секретарем она была), Готфрид фон Бисмарк и другие, была она близко знакома и с членами их семей. В заговоре как таковом она не участвовала.

Глава 13

Разъезд Милое Кличевского района Могилевской области, БССР.

23 августа 1941 года. 10:03.

Разговор с обходчиком радости нам не принес — мало того, что немцы обещали регулярный осмотр путей, так еще и Тотен оказался прав по поводу неподходящего профиля дороги. То есть для строителей-то в свое время все устроилось просто замечательно — ни особых перепадов высот, ни крутых поворотов на этой ветке не было. Но диверсантам-то другое нужно! И некоторое количество мостов ситуацию нисколько не улучшало — взрывчатки у нас оставалось с гулькин нос, а руками такую штуку, как железнодорожный мост, не очень и сломаешь.

— Получается, ребята, что на этом фронте мы особо выступить не можем, — задумчиво сказал Саша, а я покосился на сидевшего напротив нас Кондрата. Очень интересно мне было, как он прореагирует. Несмотря на то что он меня официально простил и сотрудничал с «органами разведки» со всем прилежанием, все-таки сейчас мы планировали устроить бяку на участке, за который он нес личную ответственность. А ну как немцы его расстреляют после наших безобразий?

Понятно, что после многих наших «проказ» у местных жителей возникали проблемы, но одно дело — какие-то абстрактные селяне, и совсем другое — те, кого ты знаешь сам. Это свойство психики такое… По крайней мере моей — точно. Я тех, с кем познакомился, воспринимаю немного не так, и смерть прибитого колышками к стене деда комсомолки Лиды воспринимал куда острее, чем тех, кого мы нашли в колодце в Налибоках. Наверное, я тогда поэтому и полез полицаев добивать, не обращая внимания на простреленную ляжку и усталость.

Однако никаких терзаний на лице обходчика засечь не удалось, наоборот, он улыбнулся, потер шею и заявил:

— Так, может, у меня есть чем помочь Красной Армии, товарищи командиры?

— Излагайте, Кондрат Васильевич. — Саша, когда нужно, может быть неимоверно политесным.

— Так полигон же здесь до войны был! Для пушек. К северу от Друти.

— Для пушек? — недоверчиво переспросил наш командир.

— Ну да. И для тяжелых тоже, таких, на гусеницах, как трактора.

— Ёпрст! — единственное, чем я смог прокомментировать эту новость.

— Знаешь, про что Василич говорит? — развернулся ко мне Фермер.

— Ну, дык… — От неожиданности обычное мое красноречие куда-то подевалось.

— А яснее?

— На гусеничном лафете только две артсистемы знаю — Бр-два и Б-четыре.

— Что за звери?

— Первая — «шестидюймовка» большой мощности. Снаряд под полцентнера. Вторая — еще лучше. Гаубица особой мощности. Калибр — двести три миллиметра.

— ОФС [81] небось под сотню весит? — «врубился» Саня.

— Где-то так… Только у этих артсистем фугасные в боекомплекте… — Я совсем было собрался добавить, что эти орудия он мог видеть во дворе Центрального музея Вооруженных сил, но вовремя одернул себя.

— Зашибись! — Фермер немедленно полез в сумку за картой. — Покажите, Кондрат Васильевич, где эта самая Друть?

— А чего показывать-то? Тут и десяти верст не будет. Прям по рельсам и придете, ежели в сторону Могилева потопаете. А там точнехонько на север еще километра три. Только вот точно насчет снарядов не скажу, сами понимаете. Может, когда с немчурой у Могилева бились, все и вывезли.

81

Осколочно-фугасный снаряд.

— Ну, это мы будем посмотреть… кто там и чего вывез… — пробормотал Саша, было похоже, он уже вовсю обкатывает в голове варианты похода за взрывчаткой.

— А что вы, товарищ, можете нам по поводу инфраструктуры сказать? — решил заполнить паузу Алик.

— В каком смысле, товарищ командир? — вместо ответа переспросил обходчик, видимо, с «инфраструктурой» Тотен слегка перемудрил.

— Где и чем мы еще можем немцам подгадить, — пришлось перевести на «рабоче-крестьянский».

— А… вы, товарищи, как паровоз устроен, знаете?

— В общих чертах… — тактично признался я в «технической безграмотности». — Тендер от котла отличим, но это, наверное, все.

— Паровоз, товарищи, машина хоть и могучая, но нежная, как барышня, — улыбнувшись, сообщил нам Кондрат Васильевич. — Вот возьмем для примера… — он поскреб пятерней в затылке, — да самое начало — как пары развести.

— А что тут сложного? Накидал угольку и поджег! — На мой взгляд, процесс выглядел примерно так.

— Щаз! — усмехнулся железнодорожник. — Так он и загорелся! Сначала котел до половины водой заполнить надобно, иначе он медленно прогреваться будет. Потом на колосники растопочку положить — щепочки, бересту там. Потом дровишки, потому как от растопки уголек хрен зажжешь. А уж когда разгорится — тогда и кидать можно, но аккуратно, чтоб пламя не завалить. Часика три-четыре покидаешь — вот тебе и пар!

— Сколько? — не поверил я своим ушам. Три часа только чтобы завестись — это же поседеть можно, пока поедешь!

— Не, в депо, под вентилятором и когда к котлу насос подключен — тогда, конечно, быстрее. Часа за полтора можно управиться. Или там сразу если пар с другой машины подавать… Так что, ежели котел погасите, — возни много будет.

— А если взрыв в топке устроить? — Я вспомнил про партизанские мины, которые маскировали под куски угля.

— У-у-у, товарищ командир, — покачал головой Кондрат, — мороки столько! И ремонт, и переборка… После этого разведение паров игрушками дитячими покажется. Да только как вы мину-то в топку сунете?