Дозоры слушают тишину
Шрифт:
В снежной круговерти столбы скрылись из виду, и аджарцы сбились с пути. Стали попадаться трещины. И опять самый передний провалился в трещину, и его долго вытаскивали. Но через пятьдесят шагов провалился другой горец. Пришлось по своему следу вернуться назад и долго отыскивать тропу, пока не наткнулись на вешку. Идти стало немного легче.
Так они прошли первый километр, потом второй, потом третий. Они торопились и вместе с тем очень боялись увидеть то, о чем думали всю дорогу.
На вершине перевала ветер ревел и сбивал с ног. Далеко внизу, в серой мгле, начиналась Турция. Путники молча поглядели на нее и свернули налево к заставе. Они шли, низко пригибаясь, чтобы пересилить порывы ветра. Снег здесь был сдут почти начисто, и пришлось снять снегоступы. Ноги скользили, подвертывались на острых камнях.
— Э-э, слышите? — остановился передний, с силой втягивая в себя морозный воздух.
— Слышим, — ответили ему. — Давай иди!
Пахло дымом. Ветер доносил его со стороны заставы. Все пятеро снова пошли. Если пахнет дымом, значит, близко жилье.
— Что вы скажете? — опять обернулся первый.
— Эй, иди, иди! — поторопили его.
Застава показалась внезапно, за нагромождением скал. Она стояла в седловине, снег завалил ее по самую крышу. Глубокие траншеи вели к дверям казармы, конюшни и командирскому домику. Из трубы поднимался дым и рассеивался, подхваченный ветром. На радиомачте, как язычок пламени, трепыхался красный флажок.
— Ну, что? Я же говорил! — громко сказал первый.
Часовой, разгуливающий по траншее, заметил их, приветливо махнул рукой.
Они не спеша спустились вниз, подошли к часовому.
— Начальник дома?
— У себя, проходите, — сказал часовой и улыбнулся.
Горцы неторопливо и степенно прошли по траншее к дверям, приставили к стенке снегоступы, сбили с обуви и башлыков снег. Потом шагнули в темный коридор и через минуту вошли в канцелярию.
Капитан сидел за столом и брился. Окна были завалены снегом, и капитан брился при свете керосиновой лампы. Увидев гостей, он сильно дернул бритвой. На мыльной щеке выступила капелька крови.
— Здравствуй, генацвале! — сняв шапку, сказал старший из горцев.
— Здравствуйте, товарищи! Какими судьбами? — капитан торопливо вытер недобритое лицо полотенцем.
Горцы подошли к нему, и каждый поздоровался за руку.
— Пришли к тебе, генацвале, — серьезно и просто сказал тот, что первым снял шапку.
Начальник ценил простоту и мужество в людях; он молниеносно представил себе весь их путь, но ответил так же серьезно и просто:
— Спасибо. У нас все в порядке.
Старший из горцев одобрительно взглянул на него. Он понял, что помощь пограничникам не нужна, что они выдержали буран, но ему понравилось то достоинство, с каким начальник сказал об этом.
— Дежурный! — крикнул между тем капитан и, когда в дверях появился сержант с повязкой на рукаве, распорядился: — Скажите повару, чтобы чайку приготовил!
— Не торопись, генацвале, — сказал старший из горцев, усаживаясь на стул. — Мы не хотим есть. А почему никто из ваших не приходил в Мариндини и замолкло радио?
Капитан пояснил, что в буран не было смысла посылать людей вниз, а радио замолчало, потому что где-то оборвались провода. Вот и все. Горцы слушали и кивали головами.
— А сегодня вот сам хотел спуститься к вам, — заключил капитан.
— Приходи, гостем будешь, генацвале, — сказал старший из горцев.
— Так, так, — подтвердили его товарищи.
— Спасибо, — улыбнулся начальник. — Но уж раз вы пришли, повременю, дел много.
— Дело твое, начальник.
Все помолчали немного. Потрескивал фитиль в лампе. От снега, завалившего окна и стены, в канцелярии стояла могильная тишина. Было тепло. Но все знали, что за стенами и толщей снега бушует ураганный морозный ветер.
Старший поднялся и что-то сказал своим товарищам по-грузински. Те тоже поднялись и стали надевать шапки. Начальник понял, что они собираются уходить.
— А чайку, товарищи!
— Нужно успеть до темноты, начальник, — виновато улыбнулся старший.
— Успеете, честное слово, успеете! А так я не отпущу вас.
Горцы посовещались немного и сняли шапки. Они не хотели нарушать закон гостеприимства.
Их накормили, потом они ушли.
…Мариндинцы встречали их всей деревней. И старые, и молодые тревожно смотрели на приближающихся мужчин, ждали, что они скажут.
— Эй, люди, там все в порядке! — крикнул старший. — Расходитесь спокойно по домам.
И все разошлись по своим домам.
1959 г.
СЕМЕЙНАЯ РЕЛИКВИЯ
1
В эту дверь с табличкой «Канцелярия заставы» без стука входить нельзя. Порядок есть порядок. Но сегодня сержант Грачев мог и пренебречь им: он знал, зачем его вызывает начальник. Грачев вошел, поздоровался, поудобнее уселся на стуле. Он приготовился к длинному разговору. Но капитан Ремизов начал с другого:
— Так вот, пришел приказ о твоем награждении третьим значком «Отличный пограничник», — и вынул из папки бумагу с приказом.
Обычно о награждении объявляется перед строем, однако Грачев не удивился: он понял, почему капитан сделал исключение. Но, как положено в таких случаях, он встал и щелкнул каблуками:
— Служу Советскому Союзу!
— Ладно, ладно, сиди уж, — махнул рукой Ремизов.
Грачев откинулся на спинку стула, самодовольно улыбнулся. Третьим знаком его наградили за то, что месяц назад он задержал третьего нарушителя границы. Он преследовал его двое суток, по степи и барханам, а потом следы нырнули в камыши, к озеру… Еще никто на заставе не имел сразу трех знаков. Капитан знал, с чего начинать. Только напрасные надежды! Грачев догадывался, что ему предложат остаться на сверхсрочную службу, но он твердо решил, что не останется, и сейчас прямо сказал об этом капитану.
— Я так и знал… — тихо проговорил Ремизов.
Грачев усмехнулся:
— Зачем же спрашивали, товарищ капитан?
— Так, чудак-человек, тебе же на пользу! — горячо заговорил капитан, и чисто выбритое лицо его оживилось. — Здесь ты, как рыба в воде, а что будешь делать в гражданке? Ни специальности, ни родного дома, куда бы поехать… У тебя же врожденный талант следопыта, а ты…
Ремизов знал, на какой струне играть. Грачев и сам был уверен, что у него талант, и ему было приятно слушать похвалу начальника. Но вслух он сказал совсем другое: