Дозоры.Сборник. Книги 1-10
Шрифт:
— В Москве таких козлят…
— Этот мальчик — на поводке. Вампирша неопытна. Налаживать контакт с новой жертвой сложнее, чем притянуть старую. Уж поверь.
Я вздрогнул, прогоняя дурацкое подозрение. Поднял руку, тормозя машину, мрачно сказал:
— Верю. Верю сразу и навсегда.
Глава 4
Сова вышла из сумрака, едва я переступил порог. Вспорхнула — на миг я почувствовал легкий укол когтей — и устремилась на холодильник.
— Может,
Первый раз я увидел, как Ольга разговаривает. Клюв задергался, она выталкивала слова с явным усилием. Честно говоря, все равно не понимаю, как птица способна разговаривать. Да еще и столь человеческим голосом.
— Не надо, а то я примусь откладывать яйца.
Видимо, это была попытка пошутить.
— Если обидел, извини, — на всякий случай предупредил я. — Я тоже пытаюсь снять неловкость.
— Понимаю. Все нормально.
Зарывшись в холодильник, я обнаружил там кое-что из закуски. Сыр, колбаса, соленья… Интересно, как соотнесется сорокалетний коньяк с малосольным огурцом? Наверное, они испытают взаимную неловкость. Как я с Ольгой.
Я достал сыр и колбасу.
— Лимонов нет, извини. — Я понимал всю абсурдность приготовлений, но все же… — Зато коньяк приличный.
Сова молчала.
Из отведенного под бар ящика стола я извлек бутылку «Кутузова».
— Доводилось пробовать?
— Наш ответ «Наполеону»? — Сова издала смешок. — Нет, не пробовала.
Абсурдность происходящего нарастала. Сполоснув два коньячных бокала, я поставил их на стол. С сомнением посмотрел на комок белых перьев. На кривой короткий клюв.
— Ты не сможешь пить из бокала. Может быть, принести блюдечко?
— Отвернись.
Я подчинился. За спиной послышался шорох крыльев. Потом — легкое, неприятное шипение, напоминающее то ли разбуженную змею, то ли подтекающий из баллона газ.
— Ольга, извини, но… — Я обернулся.
Совы больше не было.
Да, я ожидал чего-то подобного. Надеялся, что ей позволено хоть иногда принимать человеческий облик. И мысленно нарисовал портрет Ольги — заточенной в птичье тело женщины, помнящей еще восстание декабристов. Почему-то представлялась княжна Лопухина, убегающая с бала. Только постарше, посерьезнее, с мудростью в глазах, чуть осунувшаяся…
А на табуретке сидела молодая, внешне совсем молодая женщина. Лет двадцати пяти. Коротко, по-мужски стриженная, щеки грязные, словно из пожара выбралась. Красивая, и черты лица аристократически тонкие. Но эта гарь… грубая уродливая стрижка…
Одежда шокировала окончательно.
Грязные армейские штаны образчика сороковых годов, расстегнутый ватник, под ним — серая от грязи гимнастерка. Ноги босые.
— Красивая? — спросила женщина.
— Все-таки да, — ответил я. — Свет и Тьма… почему ты так выглядишь?
— Последний раз я принимала человеческий облик пятьдесят пять лет назад.
Я кивнул:
— Понимаю. Тебя использовали во время войны?
— Меня используют во время всех войн. — Ольга мило улыбнулась. — Во время серьезных войн. В иное время мне запрещено принимать человеческий облик.
— Сейчас войны нет.
— Значит, будет.
На этот раз она не улыбалась. Я сдержал проклятие, лишь сделал знак отрицания беды.
— Хочешь принять душ?
— С удовольствием.
— Женской одежды у меня нет… джинсы и рубашка устроят?
Она кивнула. Поднялась — неловко, смешно поведя руками, — с удивлением посмотрела на свои босые ноги. И пошла в ванную, как будто не в первый раз принимала у меня душ.
Я кинулся в спальню. Вряд ли у нее много времени.
Джинсы старые, зато на размер поменьше, чем ношу сейчас. Все равно велики будут… Рубашка? Нет, лучше тонкий свитер. Белье… н-да. Три раза н-да.
— Антон!
Я сгреб одежду в кучу, подцепил чистое полотенце и бросился обратно. Дверь в ванную была открыта.
— Что у тебя за краны?
— Импортные, шаровые… сейчас.
Я вошел. Ольга стояла в ванне, спиной ко мне, обнаженная, задумчиво поворачивала рычаг крана влево и вправо.
— Вверх, — сказал я. — Поднимаешь вверх, это напор. Влево — холодная вода, вправо — горячая.
— Ясно. Спасибо.
Она совершенно меня не стеснялась. Понятное дело, учитывая ее возраст и ранг… пусть даже бывший ранг.
А вот я смутился. И от этого стал циничен.
— Вот тряпки. Может быть, что-то подберешь. Если это нужно, конечно.
— Спасибо, Антон… — Ольга посмотрела на меня. — Не обращай внимания. Я восемьдесят лет провела в птичьем теле. Большую часть времени в спячке. Но все равно мне хватило.
Глаза у нее были глубокие, затягивающие. Опасные глаза.
— Я больше не воспринимаю себя ни человеком, ни Иной, ни женщиной. Совой, впрочем, тоже. Так… злая, старая, бесполая дура, иногда способная говорить.
Из душа ударила вода. Ольга медленно подняла руки, с наслаждением повернулась под тугими струями.
— Смыть копоть для меня куда важнее… чем смущать симпатичного юношу.
Проглотив юношу без всяких пререканий, я вышел из ванной. Покачал головой, взял коньяк, раскупорил бутылку.
По крайней мере ясно одно: она не оборотень. Оборотень не сохранил бы одежду на теле. Ольга — маг. Маг, женщина, возраст около двухсот лет, восемьдесят лет назад была наказана лишением тела, надежда на реабилитацию остается, специалист по силовым взаимодействиям, последний раз привлекалась к работе приблизительно пятьдесят пять лет назад…