Драгоценности
Шрифт:
Он поклонился, попрощался с ней, и она направилась в дом, размышляя над тем, насколько он противоречив. Немец, ненавидящий войну, и офицер немецкой армии в долине Луары. Но, очутившись дома, она совсем забыла об Иоахиме, думая только о своем муже.
Сара столкнулась с комендантом через несколько дней в том же самом месте. Казалось, что обоих это не удивило. Она любила в конце дня погулять и посидеть в лесу, на берегу реки, опустив уставшие ноги в холодную воду. Здесь она чувствовала себя спокойно. Тишину нарушали только пение птиц и звуки леса.
Она тихо поздоровалась
— Сегодня жаркий день, не так ли? — Ему хотелось предложить ей прохладный напиток, или погладить ее по длинным шелковым волосам, или даже коснуться ее щеки. Она стала сниться ему ночами, а днем он постоянно думал о ней. Он даже хранил одну из ее фотографий, принадлежащих Вильяму, запертой в своем письменном столе, чтобы иногда можно было полюбоваться ею. — Как вы себя чувствуете?
Она улыбнулась ему, они еще не были друзьями, но по крайней мере они уже не враги. Это уже кое-что значило. Теперь, кроме Эмануэль, Генри и Филиппа, у нее появился еще один собеседник. Ей не хватало долгих интеллектуальных разговоров, которые они вели с Вильямом. Ей не хватало не только этих разговоров. Она вообще скучала по нему. Но по крайней мере с этим человеком, с мягким взглядом и с широким кругозором, можно было поговорить. Сара никогда не забывала о том, кто он и почему он здесь. Она была герцогиней, а он немецким офицером. Но она испытывала какое-то облегчение даже после короткого разговора с ним.
— Я чувствую себя очень толстой, — призналась она ему, улыбнувшись. — Огромной. — И тут Сара с любопытством посмотрела на него. Она ничего не знала о нем. — У вас есть дети?
Он кивнул, сев на большой камень рядом с ней, и опустил руку в прохладную воду.
— Два сына. Ганс и Энди-Андре. — Когда он говорил это, его лицо приобрело грустное выражение.
— Сколько им лет?
— Семь и двенадцать. Они живут со своей матерью. Мы разведены.
— Мне жаль, — сказала она, и ей действительно было жаль. Дети и война несовместимы. И какой бы они ни были национальности, она не могла заставить себя их ненавидеть.
— Развод так ужасен, — заметил он.
— Я знаю.
— Знаете? — Он удивленно поднял брови и хотел спросить, откуда она знает об этом, но не решился. Было очевидно, что она не могла об этом знать. Чувствовалось, что она счастлива с мужем. — Я почти не видел своих сыновей с тех пор, как она ушла. Она снова вышла замуж… а потом началась война… Все это было так трудно.
— Вы увидите их снова, когда война закончится.
Он кивнул, думая о том, когда это будет, когда фюрер позволит им вернуться домой, и разрешит ли ему его бывшая жена увидеть своих сыновей, не скажет ли она, что его слишком долго не было и что дети не хотят его больше видеть. Она вела с ним какие-то игры, и он по-прежнему был обижен и зол на нее.
— А ваш ребенок? — Он переменил тему. — Вы говорили, что он родится в августе. Это очень скоро. — Ему было интересно, насколько все будут потрясены, если он позволит ей рожать в замке и его
Было так странно обсуждать с ним такие подробности, но пока они сидели в лесу одни, пленная и захватчик, какая разница, о чем они разговаривали? Кто узнает об этом? Кто узнает, даже если они станут друзьями, если никто не будет обижен и ничего не будет разрушено?
— Нет, очень трудно, — призналась Сара. — Филипп весил десять фунтов. Мой муж спас нас обоих.
— Доктора не было? — Он был потрясен. Конечно, герцогиня должна рожать ребенка в частной клинике, в Париже, но она удивила его.
— Я хотела рожать здесь. Он появился на свет в тот день, когда была объявлена война. Доктор уехал в Варшаву, и больше никого не было. Только Вильям… мой муж. Я думаю, он был напуган больше, чем я. Даже не помню, что происходило после какого-то момента. Это продолжалось так долго, и… — Она воздержалась от деталей, смущенно улыбнувшись ему. — Это не имеет значения. Он прелестный мальчик, — Она растрогала его своей невинностью, откровенностью и красотой.
— Вы не боитесь рожать в этот раз?
Сара колебалась, ей хотелось быть честной с ним, хотя не знала почему. Но она понимала, что нравится ему, несмотря на то, кем он был, где жил и как они познакомились. Он был добр к ней и при этом сдержан. И ему уже дважды пришлось вмешаться, чтобы защитить ее.
— Немного, — призналась она, — но не очень сильно. — Она надеялась, что на этот раз все произойдет быстрее и что ребенок будет не таким крупным.
— Женщины всегда кажутся мне такими храбрыми. Моя жена родила обоих мальчиков дома. Это было прекрасно, но у нее были легкие роды.
— Ей повезло, — улыбнулась Сара.
— Вероятно, с помощью немецких специалистов вам не придется так страдать. — Он тихо засмеялся, но Сара была серьезна.
— В тот раз они собирались делать кесарево сечение, но я не захотела.
— Почему?
— Мне хотелось иметь больше детей.
— Восхитительно. Вы такая храбрая… я как раз говорил, что женщины кажутся мне очень мужественными. Если бы мужчинам пришлось рожать, то детей не было бы совсем.
Она рассмеялась, потом они заговорили об Англии. Он расспрашивал ее о Вайтфилде. Сара намеренно была с ним рассеянна. Ей не хотелось выдавать некоторые секреты, но его интересовал дух Вайтфилда: истории, традиции. Кажется, он действительно любил все английское.
— Мне следовало возвратиться в Англию, — задумчиво проговорила она. — Вильям хотел, чтобы я вернулась, но я считала, что мы будем здесь в безопасности. Я никогда не думала, что Франция капитулирует перед Германией.
— Никто не думал. Даже мы были удивлены, насколько быстро это произошло, — признался он ей, а затем Иоахим сказал ей то, о чем, он знал, говорить не следовало, но он доверял ей. И у нее не было возможности предать его. — Я думаю, что вы правильно поступили, оставшись во Франции. Вы и ваши дети будут здесь в большей безопасности.