Драгоценности
Шрифт:
Петра видела беспризорных детей, которых продавали на улицах Неаполя на ночь мужчинам или женщинам, кто пожелает. Гемма считала, что судьба юных шлюх хуже, чем смерть.
Но иногда Петра думала, что жить с Леной Сакко еще хуже.
Девочка знала: та делает все возможное, чтобы забеременеть. Вся стена ее спальни была увешана иконами Святой Девы. Над кроватью рядом с изображениями беременных женщин висели амулеты. Четки были заговорены. У ног святых, покровительниц материнства, постоянно лежали цветы.
В своих молитвах Петра всегда упоминала Лену, надеясь, что ее хозяйка станет добрее, если
Сакко посещали другие клиенты – рыбаки и строители, коллекционеры всякой чепухи и местные прачки, люди с маленькими кошельками и большими претензиями. Он продавал им безделушки в форме рога и другие амулеты, дорогие сердцам суеверных неаполитанцев, талисманы, нейтрализующие злой глаз. Значительную часть побрякушек Джованни делал сам. Более замысловатые вещички покупал у других.
Петре нравился Джованни Сакко, хотя и не красавчик, а плотный, невысокий, даже приземистый мужчина с темной, как зрелые оливки, и блестящей от пота кожей. Он хорошо с ней обращался, почти по-родственному.
– Отложи метлу, малышка, – сказал Джованни этим утром. – Сегодня жарко, а пол и так чистый. – Он раскладывал на прилавке гребни. – Иди возьми холодной водички с кухни.
Она благодарно улыбнулась ему.
– И стаканчик вина для вас?
– Конечно. – Кончики его свисающих усов приподнялись от лукавой усмешки. – Но не говори Лене.
Петра вернулась с двумя стаканами и села на высокую табуретку за прилавком, чтобы рассортировать костяные пуговицы. Начиналось ее любимое время дня. В магазине было мало покупателей, а Лена ушла на утреннюю мессу, чтобы обратиться ко всем святым с просьбой о зачатии ребенка.
– Петра, – помолчав, начал Сакко, – есть что-нибудь в моем магазине, что тебе хотелось бы иметь?
Она удивилась. Что-нибудь? Ей нравилось здесь почти все – ну, кроме, пожалуй, некоторых амулетов, – особенно гребни из черепахового панциря и коралла, зеркала в красивых рамах, маленькие брошки.
Посмотрев в простодушное детское лицо, Джованни улыбнулся.
– Твоя тетя сказала, что послезавтра у кого-то день рождения. Это печально известный день в Неаполе… но твой праздник – хороший повод для того, чтобы сделать тебе подарок.
Петра почти забыла про свой день рождения. Хотя его легко было запомнить, поскольку она родилась в день, когда лава Везувия накрыла город во время извержения. Тогда мало кто пострадал, и совпадение дат всегда считалось в ее семье хорошим знаком. Хотя девочку назвали в честь святой Петры, ее имя имело и другое значение. Петра – «камень», как те, что вылетали из сердца вулкана в день ее рождения. Ей, старшему ребенку, зачастую приходилось быть опорой для семьи. Если она выходила из себя, отец, дразня, называл ее Петрина, «маленький кремень», – из-за искр, которые вспыхивали от злости в ее синих глазах.
– Даю тебе день подумать о подарке, – прервал ее мысли Сакко. – Конечно, не выбирай дорогих вещичек,
– О, синьор Сакко! – Восхищенная Петра чуть не спрыгнула с табуретки, чтобы обнять его, но удержалась, и к лучшему, ибо в этот момент появилась Лена. Петра почувствовала, что хозяйка в особенно плохом настроении.
– Мне нужен другой фаллос! – бросила Лена, войдя в магазин. Взглянув на Петру, она добавила: – С тех пор как появилась эта девчонка, одного недостаточно. Она заставила мою животворную кровь высохнуть.
Джованни покорно подошел к витрине, достал ящик и протянул его жене. Та начата перебирать лежавшие в нем амулеты.
– Тот, что под матрасом, больше любого из этих, – заметил Джованни.
Лена проигнорировала робкое вмешательство мужа и выбрала самый большой и красный из миниатюрных коралловых фаллосов, выполненных очень тщательно и подробно, вплоть до малейших деталей.
– А что с травами и маслом, которое я втирал тебе в живот вчера вечером? – спросил Джованни.
– От трав у меня пересохло во рту, а от масла никакого толку. – Она истово прижала к груди маленький амулет. – Я все делаю, Джованни. Ты знаешь, что я молюсь Святой Деве до. крови на коленях, постоянно Соблюдаю пост, а сколько свечей поставила? – Лена говорила так, словно все зависело от ее мужа, стоит его только хорошенько попросить. – Я не пропустила ни одной мессы с тех пор, как мы поженились.
– Я знаю, дорогая, – пробормотал он, смущенно поглаживая ее по плечу. – Но ты должна потерпеть.
Лена взглянула на Петру, которая, сжавшись в комок и желая провалиться сквозь землю, раскладывала коралловые статуэтки.
– Это она, – прошипела Лена. – Мерзавка навела на меня порчу.
Джованни с тревогой взглянул на девочку.
– Синьора Гризелли хочет получить свою коробочку сегодня. Отнеси ее сейчас, Петра, – тихо попросил он.
Благодарная за то, что ей позволили уйти, Петра взяла коробочку, накинула шаль и поспешила к двери. Но от Лены не так-то легко было отделаться.
– Да, хорошо, если ты уйдешь! – резко бросила она. – Но будет еще лучше, если никогда не вернешься!
Девочка застыла в дверях, опасаясь, что если выйдет, ее не впустят обратно.
– Лена! – повысил голос Сакко, что случалось редко, особенно в разговорах с женой. – Петра нужна нам. Она… хороший работник.
– Да, она очень хорошо заговаривает против меня.
– Ради всех святых! Петра ребенок, у нее нет злых умыслов. Будь добра к ней, и святые вознаградят тебя. Послезавтра у нее день рождения…
– День рождения? – Лена повернулась к Петре, и глаза ее расширились. Выставив вперед красный коралловый фаллос, она двинулась к девочке. – Во вторник твой день рождения?
– Да. – Петра попятилась.
– Двадцать шестое апреля? И тебе исполнится пятнадцать?
Девочка кивнула, предчувствуя неладное.
– Я так и знала! – крикнула Лена и схватила Петру за волосы. – Я была права! Это наговор! Двадцать шестое апреля 1871 года. Она родилась в день извержения Везувия. В день смерти и разрушения! – Лена замахнулась фаллосом, и девочка испуганно прижалась к стене. – Ее родили, когда пепел покрыл землю, сделав ее бесплодной. А она так же поступает со мной!