Дракон должен умереть. Книга II
Шрифт:
Спустя три с лишним недели они добрались до лагеря беженцев близ Корхема. За всю дорогу им ни разу никто не встретился, не говоря уж о том, чтобы пытался напасть. Но Генри уже не думал об этом. В конце концов, направление действительно не имело значения. Он мог отыскать Джоан только чудом. Оставалось надеяться, что у чуда нет конкретной географической привязки.
Генри сдал своих подопечных старшине лагеря и собирался тут же уехать. Можно было остаться и один раз переночевать не в лесу, но в лагере царила слишком сильная атмосфера потерянности и неизвестности. Ему вполне хватало этого и в собственной душе.
Он уже успел отъехать достаточно далеко,
Анна подлетела к нему, растрепанная и запыхавшаяся.
— Ты даже не попрощался, — выпалила она.
Генри спешился.
— Прости. Вы были слишком заняты, а я...
— Хотел побыстрее смотаться. Я знаю.
Он виновато улыбнулся. Отрицать не было смысла.
— Я тебя не буду долго задерживать. Только одна вещь...
Она вдруг потянулась и быстро поцеловала его.
— Пока. Будь здоров, — бросила она и тут же побежала обратно.
Генри стоял неподвижно, пытаясь вспомнить, как вдохнуть. Потом вдруг опомнился.
— Анна! — крикнул он. Она остановилась и обернулась.
— Не смей ждать меня! — приказал он. — Слышишь? Я никогда не вернусь!
— Я знаю, — ответила она просто.
— Ты обещаешь, что не будешь ждать?
Анна вдруг весело улыбнулась и слегка развела руками.
— Это уж как получится! — крикнула она и убежала прочь.
Генри долго стоял посреди леса, глядя, как ветер стряхивает первые желтые листья с деревьев. Наконец конь тихо ткнулся носом ему в плечо.
— Ты прав, — сказал Генри задумчиво. — Нам пора.
***
Он знал, что делал, когда старался ничего не замечать. За первые три месяца Генри проехал почти тысячу миль. За следующие три — около шестисот, но конец осени застал его там же, где и конец лета — у въезда в лагерь под Корхемом.
Их было много. Семей, бежавших с юга на север. Семей, идущих с севера на юг в надежде вернуться в свой дом. Жен, потерявших мужей. Детей, потерявших родителей. Людей, которых в пути ранило. Раненных, оставленных в пути.
И он провожал их всех, взад и вперед, с юга на север, с запада на восток, отводил домой, к родным, под крышу, в лазарет, в лагерь беженцев. Один раз — на кладбище.
Когда он перевозил последнюю пожилую пару в лагерь, лес уже был совершенно пустым. Ударили первые морозы, и все, кому было, где зимовать, забились под крышу, попрятались в свои убежища и старались не высовывать оттуда носа. Генри пытался не думать о тех, кому прятаться было некуда. Это получалось не всегда. Особенно если в лесу он натыкался прямо на них.
Двоих старичков Генри обнаружил в полуразвалившемся шалаше, оставшемся после чьей-то стоянки. Генри не особенно расспрашивал их о том, кто они, откуда и куда шли. Он просто посадил обоих на своего коня и отвез в Корхем, благо это было ближе всего.
Передав старичков под опеку местных сердобольных матрон, он поспешил тут же уехать — но она все равно перехватила его.
— Ты говорил, что не вернешься.
На этот раз Генри на всякий случай не стал слезать с коня.
— Я вернулся не к тебе.
— Это ничего не меняет, — улыбнулась Анна. — Возможность встречи остается все та же.
Ему очень хотелось пнуть себя. «Надо было оставить их на краю лагеря и уезжать как можно скорее», — подумал он зло.
— Ты спешишь? — спросила она.
— Да.
— Подальше отсюда?
— Да.
— Подальше от меня?
Генри ответил не сразу.
— Да, — сказал он наконец.
—
Он должен был что-нибудь ответить, но вместо этого резко послал коня в галоп и долго скакал, пока тот не выдохся. Через два дня Генри выехал на Стетхолльский тракт, а спустя неделю уже въезжал в город. В тот день выпал первый снег, и черепичные крыши встречали Генри идеальной белизной.
Особое обслуживание
Профессиональный путь Клары Бринн был образцом успешной карьеры. Она начала, когда ей было семнадцать, а через два года уже была известна по всей округе. В двадцать она могла позволить себе назначить самую высокую цену, в двадцать пять — выбрать любого клиента. Если когда-либо представительница ее цеха могла выбирать, кто, когда и за сколько, то это определенно была Клара.
И вот теперь, всего лишь в тридцать с небольшим, она стала хозяйкой дома. Это был невероятный успех. Выигрывала не только Клара — престиж заведения сильно вырос, когда за стойкой внизу вместо расплывшейся мистресс Боул появилась подтянутая, стройная Клара в изящном костюме. Конечно, всегда существовала опасность, что кто-нибудь из клиентов примет ее за одну из работниц — но в самом взгляде Клары было что-то такое, что надежно защищало ее от излишней фамильярности и распускания рук. К небольшой доле фамильярности она уже давно успела привыкнуть.
Клара вела дело железной рукой, отчего быстро получила среди дам прозвище «Ежовая рукавица» или коротко «Еж». Она знала об этом и нисколько не возражала. Как известно, что с ежом сделать проблематично — так это покрыть сзади. Клара уже достаточно долго жила на свете, чтобы оценить подобное преимущество.
Той зимой посетителей было не больше, чем обычно, но Клара сетовала на резкую смену клиентуры. Из-за последних потрясений количество проверенных завсегдатаев сильно сократилось, а количество проходимцев, напротив, увеличилось. Это было неприятно по многим причинам — кроме участившихся жалоб работниц на здоровье, стали пропадать серебряные подсвечники и хрустальные бокалы. Дело дошло до того, что Кларе пришлось приказать своим вышибалам обыскивать каждого посетителя на выходе, если он только не входил в число постоянных клиентов. Подсвечники и бокалы перестали пропадать — Клара стала подумывать о том, не обыскивать ли посетителей на входе на предмет нежелательных заболеваний. Но пока на это все-таки не решалась.
Она поднималась чуть после полудня, и стояла за стойкой почти до самого рассвета, с небольшими перерывами. Когда Клара только вступила на почетное место хозяйки дома, ей пришла в голову гениальная мысль устроить специальную утреннюю акцию, во время которой все услуги предоставлялись по сниженной цене. План обернулся невероятным коммерческим успехом — однако по прошествии нескольких месяцев его пришлось свернуть, так как городской совет решил, что работа публичного дома в светлое время суток подрывает моральные устои общества. Чем занятие любовью днем отличалось от подобного ему ночью, так и осталось для Клары загадкой, однако она безропотно прекратила утреннее обслуживание, ограничившись полуподпольными исключениями для проверенных клиентов — по большей части, в городском совете и состоявших. Лицемерие было вопиющим, но Клара не спорила. В каждой профессии были свои правила, и если политикам для успеха непременно нужно было двуличничать, она не хотела им мешать. У нее тоже были свои секреты. И иногда она довольно успешно использовала эти секреты против них.