Дракон должен умереть. Книга II
Шрифт:
— Что случилось? — спросил Генри сухо, останавливаясь в дверях. Он был сейчас в несколько затруднительном положении — по происхождению лорд Теннесси был намного выше Уорсингтона и вполне мог требовать, чтобы тот стоял в его присутствии. Но сейчас перед ним был регент, исполняющий обязанности короля, верховный правитель. С этой точки зрения, стоять должен был как раз Генри.
Уорсингтон при виде него из-за стола не встал.
— Это пришло сегодня утром, — регент протянул ему распечатанное письмо. Генри подошел к столу и молча развернул
— Двадцать тысяч? — наконец подал голос Генри, прочитав до конца.
— А что там написано? — угрюмо буркнул Уорсингтон.
— Двадцать тысяч.
— Ну значит двадцать тысяч и есть, — устало заключил регент. Генри невольно вздрогнул. Он никогда не видел Уорсингтона таким мрачным.
Но если письмо сообщало правду, и к столице действительно шла имперская армия в двадцать тысяч человек, у Уорсингтона были все причины быть мрачным. Очень и очень мрачным.
— И что вы собираетесь предпринять? — осторожно спросил Генри.
— А что я могу предпринять? — сухо заметил регент. — У меня есть здесь только ты, да еще... А, входи, Джеймс. Ты вовремя.
Генри обернулся на звук отворяемой двери — и замер. Потом быстро отвернулся, спешно приводя свое лицо в порядок. Ледяное спокойствие — это единственное, что могло его сейчас спасти.
— Теннесси? — прошипел высокий голос у него за спиной. Генри поморщился, украдкой вздохнул и повернулся к вошедшему.
— Лорд Гелленхорт, — поприветствовал он как можно спокойнее. Молодой человек скривился. Он был ниже Генри, худощав, с острыми чертами лица, крупным носом и очень тонкими губами, как будто специально созданными для того, чтобы складываться в презрительную, злобную гримасу. И самое обидное состояло в том, что Генри эту гримасу вполне заслужил.
— Что ты здесь делаешь? — спросил Гелленхорт, по-прежнему шипя сквозь стиснутые зубы.
— Спокойнее, Джеймс, — слегка одернул его Уорсингтон. — Генри нужен здесь.
— Нужен?! Кому?
— Мне. Нам. Сейчас важна помощь каждого, кто может ее предложить.
— Да я скорее подохну, чем воспользуюсь его помощью!
— А я — нет, — отрезал Уорсингтон невозмутимо. — И поскольку я регент, то ты будешь слушаться меня. Понятно?
Гелленхорт поморщился и презрительно сплюнул. Генри медленно и глубоко вдохнул. Ледяное спокойствие. Только так и никак иначе.
— Генри, — повернулся к нему Уорсингтон, не обращая внимания на Джеймса, — мне нужны твои люди. Все, кто у тебя есть.
— Вы организуете оборону?
— Да. Это единственное, что я могу, имея под рукой двух пэров и два десятка дворян в окрестностях столицы.
— А как же Харли-Оксборн? Реккети? Монтгомери?
— Монтгомери уже два месяца как в Империи, — мрачно сообщил Уорсингтон. — У Чарльза, как ты знаешь, только титул — и два десятка всадников. Реккети сидит в своем замке и на мои письма не отвечает.
Генри снова вздохнул.
— Все, кто был на юге,
Лицо Гелленхорта скривилось еще сильнее. Лицо Генри было совершенно невозмутимым.
— Ну хорошо, — вздохнул наконец Уорсингтон, бросая на них еще один хмурый взгляд. — Идите. Только не подеритесь в коридоре.
***
Генри считал, что готов — но все равно невольно вздрогнул от ненависти, сконцентрированной, как едкая кислота, в голосе Гелленхорта.
— Ты знаешь, как я мечтаю тебя убить?
Они стояли в коридоре в нескольких шагах от кабинета регента. Генри глубоко вздохнул, прежде чем ответить.
— Знаю.
— И ведь ты хитро устроился!
— Что ты имеешь в виду?
— Тебя ведь теперь нельзя вызвать! Ты, видите ли, дал обет!
— Ты знаешь, почему я его дал.
— Да! — почти взвизгнул Гелленхорт. — Но если ты думаешь, что твой обет отменяет тот факт, что ты — убийца, то глубоко ошибаешься!
— Джим, — пробормотал Генри как можно спокойнее. — Ты знаешь, что я убил твоего отца не специально. И ты знаешь, что с тех пор я дал обещание не брать в руки меч и не участвовать в турнирах.
— О, да! И считаешь, что поступил благородно!
— Это все, что я могу.
— Вот только из-за этого я не могу вызвать тебя и отомстить за отца!
Генри снова глубоко вздохнул и слегка прикрыл глаза, но это не помогало.
— Может, это и к лучшему, Джим. Так, по крайней мере, я точно не убью тебя вслед за ним.
И с этими словами он развернулся и быстро пошел прочь, страшно злясь на себя, что не сдержался. В который раз.
Непозволительная роскошь
Гелленхорт был невыносим.
Поначалу Генри держался, как мог. Он молчал, он следил за своим лицом. Он был предельно вежлив — и немыслимо спокоен. Это немного помогало — сложно все время провоцировать человека, который на провокации не поддается. Но все же иногда Генри срывался, после чего начинал ненавидеть себя.
Уорсингтон наблюдал за ними с неизменно мрачным выражением лица, и сказать, на чьей стороне в этом конфликте он был, Генри не мог. Да это и не имело особого значения.
Он не мог поехать к ней. Генри всю ночь просидел на стене у Стетхолльских ворот, глядя на горизонт, туда, где, по его расчету, должна была находиться королевская армия. Он снова чуть-чуть не успел. Покинь Генри столицу сразу после освобождения — и регент уже не смог бы сделать его заложником долга и обязательств. А теперь Генри застрял здесь — с Уорсингтоном, Геленхортом и наступающей армией крессов.