Дракон Кристалла

Залиаты кружились в эфириуме, раскрашивая пустоту яркими мазками энергии. Она завороженно шагнула ближе к барьеру… и еще ближе, пока плетение сдерживающих сил не полыхнуло огнем.

Она отступала назад, пока барьер не исчез из ее сознания, так что снова видела только залиатов. Мощь и грация. Невероятная мощь, ибо эти залиаты находились в расцвете своих немалых сил и были пойманы, удержаны и использованы айлохинами…

И не должны были ее интересовать.

Несмотря на это – а также потому, что теоретически существа из ущербной, бренной плоти не могли видеть священных слуг без посреднического зрения инструктора, – она старалась как можно чаще приходить в эфириум, в это смятое пространство на краю сущего, чтобы наблюдать за игрой необузданных мятежников, тех, кто выступал против айлохинов как равные…

И потерпели поражение.

Конечно же, они потерпели поражение! Никто и ничто не может противостоять айлохинам. Так ее учили – и так она верила. Но мысль о том, что каждый залиат, запертый в эфириуме, сражался, как пламя против льда, с одним из айлохинов… эта мысль будила в ней бурные эмоции, а красота их танца слепила ее чувства, оставляя…

Вот он!

Он был там, ее любимец из числа непокорившихся танцоров: поменьше других, но очень плотный. Рисунок его эманации был стройным, цвета – глубокими и хитроумными, они резонировали во всем спектре, который она в состоянии была воспринять, и далеко за его пределами. Ей нравилось называть его «айлохин-байлель» – Повелитель Вероятностей: он как нельзя лучше подходил для того, чтобы служить Мастерам Уничтожения. По правде говоря, когда она сначала его не увидела, то решила, что его господину понадобилось куда-то его отправить. И то, что он оказался свободен и мог танцевать, доставило ей радость.

Нет, конечно, ее жалкие радости нельзя ставить в один ряд с необходимостями айлохинов. Конечно же, нет! Весь смысл ее существования заключался в том, чтобы служить айлохинам так, как они ее учили, ибо, хотя они и непобедимы, число их не бесконечно, и потому для решения вспомогательных задач покорения им нужны были слуги.

Сама она была почти необучена и, согласно мнению ее преподавателей, едва поддавалась обучению. Тем не менее она осталась жить после первых двух Судных дней, одна из немногих в своей когорте, и сейчас в родильном зале рос сосуд, составленный из ее ДНК и сформированный ее умениями. Скоро он уже будет готов получить загрузку. «Ах, – думала она, глядя, как айлохин-байлель кружится и сияет в танце среди групп своих сотоварищей, – если бы только…»

Но подобное было не для нее.

Отбросив свои томления и сожаления, она любовалась танцем залиатов, находя утешение в сложных, изящных его узорах, – и вдруг резко собралась, обостренными чувствами анализируя эти невероятно тонкие движения.

Они казались случайными, но если присмотреться, видно было, что айлохин-байлель обходит всех без исключения танцоров в эфириуме, смешивая в общении залиатов свою энергию с энергиями других. В этом не было никаких явных нарушений: если бы айлохины не хотели, чтобы их слуги общались между собой, они просто запретили бы это. Однако попытка скрыть общение ее заинтересовала – как и то, что остальные начали волноваться и конденсировать свои сущности почти до той же плотности, что айлохин-байлель. Их ауры стали замкнутыми и продуманными.

Погрузившись в свои наблюдения, она снова подошла слишком близко к сдерживающему полю, и на мгновение танцоры

оказались от нее скрыты. Когда ее чувства снова прояснились, она увидела, что семеро самых сильных пленников теперь ведут слаженный танец в центре эфи-риума, тогда как остальные вращаются вокруг них, весело кувыркаясь и кружась, испуская яркое и пылкое сияние.

Она завороженно смотрела на них, на их танец с двойным смыслом: внутренний рисунок был сдержанным и насыщенным – насыщенным намерением, внешний – бесшабашным и ослепительным. Это наблюдение так ее поглотило, что она не заметила приближения айлохина, пока его Тень не упала на эфириум.

Пусть она и была не слишком способной ученицей, но два Судных дня она пережила не потому, что была дурой, – и не потому, что ей не хватало сообразительности и чутья. Один раз она уже привлекла к себе внимание айлохинов. Второго раза никому из обучающихся пережить не удавалось.

Она мгновенно пригасила свои эманации, уплотнилась и упала через все уровни до материальной плоскости, крепко стиснув зубы, чтобы удержать во рту крик боли. Танцоры, эфириум и сама Тень исчезли из ее сознания.

Она сделала вдох, глубокий и неспешный, и постепенно ускорила свое сердцебиение, удерживаясь в материальной плоскости. Ее оболочка охладилась. Она согрела ее, распрямилась и села. И наконец, она открыла глаза в спальне с каменными стенами и черным, полным тайн сводом. На каменном ложе полулежали, свернувшись калачиком, пять одинаковых спящих: все, что осталось от ее когорты.

Она осторожно позволила своим чувствам расшириться, читая эманации, оставленные в воздухе недавним прошедшим, – и не обнаружила ничего, кроме спящих аур своих сестер.

Убедившись, что ее отсутствие осталось незамеченным, она снова свернулась на холодных, острых камнях, закрыла глаза, усилием воли отправила свое тело в дремоту – и почувствовала сопротивление, хотя и не со стороны своего послушного сосуда. Воспоминание пыталось оставить ее бодрствовать, сделать не такой, как остальные, и тем самым привлечь к себе внимание.

Она напрягла волю и смогла заснуть, хотя воспоминание не ушло.

Она рассматривала линии силы, их формы и узоры, пытаясь оценить, какое нужно усилие, чтобы вызвать разветвление в главной линии событий. Сама она была не в силах сдвинуть линии, пересечь их или вызвать ветвление. Но она должна была понимать, как это делается и к чему ведет – если она переживет три Судных дня и тем самым докажет, что достойна порождать жизнь. Если порожденная ею жизнь окажется подобающей. Если она утвердит свое доминирование. Если…

«Явитесь ко мне».

Приказ зазвенел у нее в голове, ярко-оранжевый, с привкусом марганца: характерный голос мыслей доминанты Анджо Вали, преподавательницы биологии. Она послушно перестала рассматривать сверкающие, манящие линии вероятности и власти, встала с корточек и с одиннадцатью оставшимися из своей когорты, пережившими первый Судный день, прошла – нагая, бесшумная и безликая – по грубо вытесанному каменному коридору к биологической лаборатории.

Преподавательница ждала их на помосте в центре комнаты. Доминанта стояла, скрестив худые руки на груди, и ее лицо, как обычно, выражало нетерпеливое раздражение. Подчиненный возвышался у нее за спиной: его лицо было круглым и бесстрастным, взгляд устремлялся далеко в необъятные тайны пространства и времени.