Дракон выбирает судьбу
Шрифт:
– Поищите его отца в другом месте, фрин Бувье, – посоветовала Джемма, и в ней вдруг показалось что-то от Андреа Сальцхоффа – твердое, непробиваемое. – Всего доброго.
Появились слуги – Сибилла обернулась на них, поняла, что еще немного, и ее отсюда выволокут за волосы, и негромко, но отчетливо проговорила:
– Однажды он и тебя выбросит из своей жизни. Однажды ты будешь чувствовать то же, что и я.
Больше она не сказала ничего – покинула дом, и эхо ее шагов отдалось от чердака до подвала. Клайв испуганно прижал телефонную трубку к груди и произнес:
– Фро
***
Горело знатно.
От старинного особняка семьи Эттиннер в Приречном районе столицы сейчас остались лишь развалины. Казалось, дом разбомбили; огромная туша яшера лежала там, где раньше была гостиная. Черные остатки крыльев, раскинувшихся над пеплом, укутывали бывший дом, словно саван.
Восемь пожарных машин сделали все, что могли, чтобы огонь не перекинулся на другие здания на улице. Сейчас пожарные сворачивали шланги и готовились уезжать: в дело вступали следователи, но им практически нечего было изучать.
– И мы ведем прямой репортаж от дома бывшего министра финансов фро Уинфреда Эттинера, – корреспондент старался говорить со строгим сочувствием в голосе, но в его глазах так и прыгали бесенята. – По словам очевидцев фро Эттинер рано утром разбудил слуг и приказал им выйти из дома. После этого он обратился, несколько раз дохнул пламенем на свой дом и бросился в огонь с неба.
Очевидцы самоубийства старого дракона, слуги в исподнем, которых Уинфред поднял с кровати, стояли чуть поодаль. Оператор перевел камеру на них, и Гилберт подумал, что вся жизнь это шоу, а смерть сам бог велел показать по телевизору. Он смотрел на обугленные останки Эттиннера, на белые дуги костей, что проступали из гари, и сомневался, что когда-нибудь сможет выйти из машины.
Запах сгоревшего мяса был отвратителен. Он выворачивал наизнанку не желудок – саму душу.
Если бы не Джемма, которая сидела рядом и держала Гилберта за руку, он бы заплакал. Смерть старого дракона показала ему, что и он тоже смертен. Это он сейчас мог бы лежать на развалинах своего дома грудой сожженной плоти.
– Драконы не убивают себя, – едва слышно произнес Гилберт, и ему внезапно подумалось: шикарный инфоповод. Никто сейчас и не вспомнит о нашей свадьбе. Спасибо, фро Эттиннер. – Я не знаю, что должно было случиться, чтобы он поступил так.
Джемма понимающе кивнула. Ей не за что было любить старика, но она сочувствовала Гилберту.
– Вы дружили, – сказала она. Гилберт горько усмехнулся.
– Дружили. Знаешь, на что это сейчас похоже? На архаическое жертвоприношение. Когда люди еще лазали по деревьям, драконы обязательно убивали кого-то из своих на свадьбах. Обычно старика или больного ребенка. Якобы так семейная жизнь будет крепче.
Ужасно, правда? Драконы отказались от этого обычая в Темные годы чумы, но сейчас вот Эттинер почему-то о нем вспомнил. И бросился в огонь, чтобы так почтить их с Джеммой свадьбу. Гилберту захотелось рассмеяться, но он лишь поднес руку к глазам – выступили слезы. Джемма погладила его по плечу.
– Если хочешь, давай уедем отсюда, –
– Я не верю, что он убил себя, – произнес Гилберт. Высоко-высоко он увидел золотые искры – летели дети и внуки старого ящера, которых он вчера отправил из города. – Его заставили это сделать… так же, как заставили меня в тот вечер.
Он не договорил, сгусток тошноты шевельнулся во рту. Дальше оставаться здесь было незачем. Корреспондент по-прежнему вел прямой эфир, рассказывая о том, сколько благ принес королевству старый Эттиннер на посту министра финансов. Следователи лазали по обгорелым развалинам.
– Кто может так поступить с драконом? – спросила Джемма. Она сидела рядом, напряженная и прямая, натянутая струна. – Драконоборец? Да. Но спина у Андреа чистая, ты сам видел.
Андреа, подумал Гилберт, выводя автомобиль из парковочного кармана на улицу. Андреа, ну конечно. Сальцхофф был обычным человеком, пусть фанатичным и наглым, пусть без краев и берегов, но он никогда не заставил бы дракона покончить с собой.
По спине кто-то вел ледяным пальцем. Если есть сила, способная расправляться с драконами, венцом природы, то сколько осталось самому Гилберту? Что, если сегодня вечером он выведет слуг из дома, а потом убьет себя, как и папаша Уинфред, не в силах сопротивляться чужой властной воле?
– Кому вообще это выгодно? – продолжала размышлять Джемма, и Гилберт посмотрел на нее с благодарностью. Если бы ее здесь не было, если бы она не поддерживала его каждым взглядом, каждым движением, то отчаяние сделалось бы беспросветным. – Если это преднамеренное убийство? У него были враги?
Гилберт усмехнулся. Они выехали из Приречного на Большой проспект – справа мелькнули пестрые крыши Нижнего города, и Гилберт невольно подумал, что у людей сегодня праздник. Смерть старого дракона обрадует их сильнее наступления нового года. Да и Андреа Сальцхофф будет доволен.
Он смирил свою ненависть, потому что ему это было выгодно. Но смирить – не значит отказаться.
– Ты сможешь сделать для меня одну вещь? – ответил Гилберт вопросом на вопрос.
– Какую?
– По твоей работе, – на тротуаре сидела стайка детей: в руках одного из них был бумажный дракон, и мальчишки чиркали спичками, пытаясь его поджечь. Гилберт брезгливо отвернулся. Да, люди уже веселятся – так же будут веселиться и радоваться, если и он умрет. – Ты ведь сегодня встречаешься с Сальцхоффом?
Джемма кивнула – кажется, она поняла, о чем именно Гилберт собирался попросить, и ей это не нравилось.
– Да. Я на него работаю.
Протянув руку, Гилберт вынул из бардачка крохотный, тщательно запечатанный пузырек, протянул Джемме – она не взяла. Посмотрела на Гилберта так, словно он предлагал ей стать убийцей и протягивал оружие.
В каком-то смысле так и было.
– Добавь ему три капли в кофе, это проявит защитную магию, если она на нем есть. Ничего страшного, у него просто вспыхнет рубашка, когда метка проявится, – объяснил он. – Уинфред не стал бы убивать себя, значит, его заставили. Сейчас, после его смерти, я не верю, что Сальцхофф играет на нашей стороне.