Драконам слова не давали!
Шрифт:
— Если с моей дочерью что-то случится, я с тебя шкуру спущу! — рычит папа Лунин. — Старый дурак! Доверил сокровище идиоту! Никогда не прощу!
В гневе Лунин страшен. Но мне без разницы.
— Я сам себя не прощу, — бросаю напоследок. Пошли третьи сутки безрезультатных поисков.
Я подключил Львовича и его людей.
— Найдём, — бычит он сильную шею и одаривает тяжёлым взглядом.
— Тебе надо было давно всё рассказать Нике, — раздувает ноздри отец.
Она такая нежная и ранимая. На что я надеялся? Хотел, чтобы меньше
— Ты бы поспал, Дима, — квохчет бабуля Ася и пытается впихнуть в меня экологически чистый борщ. Не могу ни есть, ни спать. Хочу найти Нику, прижать к груди и никуда больше не отпускать. Ни за что.
Собрав остатки самообладания, объявил о реорганизации коллективу сам. Смотрели на меня как на предателя. Осуждали. Все знали, что Ника исчезла.
— Ты дебил — знаешь об этом? — наехал на меня Илья. — Ладно бы, подобную хрень совершил я. Нет же, тебя угораздило, такого правильного и чистого, вляпаться в дерьмо.
Он занимается поисками вместе со мной. Кажется, мы уже под все кусты заглянули и все камешки перевернули. Тщетно.
Никин телефон молчит. Мироздание равнодушно к моим страстным призывам. «Розовый Слон» опустел и похож на безродного сироту: как всё-таки неприглядно выглядят офисы, когда из них вынимают душу: увозится техника, пустеют стены, остаётся мусор, ненужные бумаги, затоптанные полы… Со временем здесь наведут порядок, и станет это помещение ещё одной безликой коробкой. Пустой оболочкой. Скорлупой. Была жизнь — и нет.
Не хочу возвращаться домой. Ни к себе, ни к Нике. Там тоже… пыль и пусто. Нет её смеха, запаха еды, которую любила она готовить по вечерам. Но я, как маньяк, каждый вечер заезжаю вначале к ней, а потом к себе. Проверяю вещи, надеясь, что она заходила. Была. Хотя бы так увидеть, что моя девочка существует.
Я знаю: за домами наблюдают. И если она появится, мне сообщат первому. Но ни одна сила в мире не заставит меня отказаться от этих вечерних поездок туда-сюда. Это способ убить время. Это возможность хоть чем-то занять себя. Я больше ни на что не способен. Ни думать, ни работать, ни вести душевные беседы. Хочу только одного: найти её и всё объяснить.
Если бы я была в состоянии нормально мыслить, я бы запечатлела тот миг, когда свалилась Дрону на голову.
— Ты должен мне помочь, — заявила с порога. Он уже резво бегал и собирался в ближайшем будущем выходить на работу. Илья даже другое место подыскал. И они договорились, что как только Илью берут программистом на предприятие, Дрон вернётся в строй.
— Ника, ну, ты это… — чешет он свою живописную шевелюру и безжалостно трёт мужественную щетину. — Что случилось-то, ёпт.
Дрон ещё хромает, но двигается гибко, как настоящий хищник.
— Спрячь меня. Так, чтобы не нашли.
— Не, ну, так-то это… — всё ещё не может он прийти в себя.
— Не тупи, а? — прошу устало и, толкнув его плечом, захожу в квартиру. Гадюшник. Блин. Но это же Дрон. Постель смята так, будто в ней десять слонов кувыркались, предаваясь сладострастным утехам. Пустые пачки из-под чипсов повсюду. Зато на столе, где он ковыряется в своих железяках, — педантичный порядок, как у хирурга. Вот в этом он весь. Мужчина-контраст. Точно такая же стерильность у него и на кухне. Два места, где он не позволяет себе свинячить. Нет, три. Я забыла про гараж и его навороченный байк. Там тоже идеальная чистота.
— Ну, ты хоть покайся, Мария-Магдалена Лунина, — идёт он за мной по пятам, на ходу пытаясь судорожно затолкнуть под диван носки и трусы. Кружевные.
— Пошли на кухню, — вздыхаю я. — Чаем меня напоишь. А я покаюсь, так уж и быть. Мне не хочется ни плакать, ни биться в истерике. Схлынуло, пока я скакала из маршруток в метро и обратно. Дрон живёт у чёрта на рогах. Устала и жутко хотелось есть.
— Ну, ёпт, — расстроено он ерошит патлы, демонстрируя разноцветные наколки на мускулистых руках. — Как же так?
Это его реакция на мой рассказ. Краткий, как словарный запас туземца из Французской Гвинеи.
— Ну, как есть, — сутулюсь, давая шее расслабиться: всё это время мышцы аж звенели от напряжения. И лишь здесь, в берлоге Дрона, меня немного отпустило. — Поможешь?
— Да без вопросов. Только это. Твой и сюда доберётся, если захочет.
— Соврёшь. Ты ж друг или как?
Эти слова подобны оскорблению. Дрон хоть и мачо, но дружить умеет.
— Щас. Договорюсь. К мамке с сёстрами нельзя, — соображает он вслух, — сдадут на раз. Туда тоже нельзя… Жди!
Хлопает он себя по коленям и достаёт смартфон размером с лопату.
Пока он наяривает по каким-то номерам, я возвращаюсь в комнату и упираюсь взглядом в пачку фотографий, что небрежно валяются веером на тумбочке.
— Дрон, а Дрон, — потрясаю я глянцевыми изображениями, отрывая его от телефонных разговоров. — А кто это? — тыкаю ему под нос фотку, где наш герой-любовник стоит в обнимку с двумя фифами.
Дрон хлопает длиннющими ресницами и трёт переносицу. На щеках у него проступают алые пятна. Очаровательно.
— Ну, знакомые. А что?
— А конкретно? — наступаю я, и он ещё больше теряется под моим напором.
— Светка Морозова. Мы с ней зажигали как-то. Ну, ёлки, Лунина, у тебя и вопросики.
— Эта? — стучу ногтём по фотке.
— Да нет, эта, — тычет он пальцем в другую блондинку.
— А та, кто? — не даю ему спуску.
— Да хрен её маму знает, — морщит он лоб, пытаясь напрячь усталый мозг. — Подружка какая-то Морозовой. Марго, кажется. Они там с детства дружат, что ли. Что ты привязалась-то, а?