Драконьи норы и другие ловушки

МакГи Шеннон

Люк понял, что мое внимание переместилось, и теперь тоже наблюдал за парой. Когда они выбрались из толпы, я увидела, что пожилая женщина тащит за руку еще более маленького ребенка. У нее было такое же личико в виде яблока, как у спешащей вперед девушки и женщины, тащившей ее за собой; черные волосы были собраны в аккуратный пучок у основания шеи.

Пошатываясь на цыпочках, чтобы не отстать, она представляла забавную картину, но не выглядела так, будто ей было все равно. Ее глаза были прикованы к девочке, которая, как я предположила, могла быть ее сестрой.

К

тому времени, как первая девочка подошла к нашему столику, женщина почти преодолела расстояние между ними. Я смогла увидеть, что они имеют много общего в своих чертах, поэтому я предположила, что они были связаны. Это хорошо. Я слышала рассказы о карманниках, которые вовлекали прохожих в свои кражи и надеялись на добрую волю наивных незнакомцев, чтобы вытащить их из неприятностей, которые они заслужили по праву. Это была не та ситуация, в которой я была готова разобраться. Тем не менее, учитывая волосы пожилой женщины, глубокие морщины на ее лице и солнечные пятна на руках, я подумала, что, вероятно, она не была матерью двух девочек. Обоим детям не было и десяти, и они смотрели на меня глазами, похожими на блюдца.

— Почему ты так выглядишь? Почему у тебя такая кожа? — Старшая из двух девочек спросила меня на ломаном Общем языке.

— Кахайя, я тебе когда-то говорила… — тут пожилая женщина, тяжело дыша, подошла достаточно близко, чтобы схватить за плечо свою вторую подопечную. Она сделала это, немного грубо, вытащив девушку из моего личного пространства. — Я тебе сто раз говорила. Не убегай от меня!

Кахайя, казалось, восприняла свое возвращение спокойно и обратила тот же самый вопрос, который она задала мне, на своего похитителя.

— Биби, почему она так выглядит? Видишь? — Она замахала руками, шевеля пальцами в жесте, которого я не поняла. На этот раз она говорила так, будто собиралась прошептать, но у нее явно не было хорошей практики. Мои щеки вспыхнули, когда несколько человек в павильоне засмеялись.

— Тише, Кахайя, — предупредила Биби, пряча ребенка за спину. Она посмотрела на меня извиняющимся взглядом. — Меня зовут Бетари. Прошу прощения за мою племянницу. Она знает, что лучше не уходить и не беспокоить незнакомцев.

— Я спрашивала, но ты сказала, что слишком занята! — закричала сзади Кахайя, явно возмущенная, хотя я не могла видеть выражения ее лица.

— Нет, я же сказала, что у нас нет времени.

— Все в порядке, — сказала я, маневрируя так, чтобы лучше видеть обеих девочек из-за многоцветных льняных юбок Бетари. — Меня зовут Тайрин, и я с севера, — сказала я ей, изо всех сил пытаясь объяснить, о чем, по моему мнению, она спрашивала — о моей коже, которая была бледной по сравнению с большинством людей, которых она, вероятно, видела. Конечно, это была только догадка. Мой опыт общения с детьми был ограничен. Несколько раз я помогала Най нянчиться с детьми, но она всегда брала на себя инициативу. Живя на окраине города, как и мы, я точно не была первым выбором для няни.

Девочка смотрела на меня серьезными темно-карими глазами. Ее губы сжались в задумчивую линию.

— Но почему? — спросила она, на этот раз более настойчиво. Когда

я не ответила сразу, ее брови сошлись на переносице. Пока я смотрела, ее нижняя губа начала выпячиваться. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, что она доводит себя до истерики. — Почему?

— Хм, — я взглянула на Эллу, которая выглядела так, будто хотела рассмеяться. — Что почему?

Следующий вопрос Кахайи или вопросы были быстрыми строками звуков и жестов. Я поняла, что она о чем-то спрашивает, только по интонации и тому, как она продолжала смотреть на меня, когда закончила. На ее лице отразилась впечатляющая смесь нетерпения и снисходительности для такой маленькой девочки. Я уставилась на нее, на ее тетю, а затем снова на нее, сбитая с толку.

— Мне очень жаль, но я не знаю.…

— Хорошо, — сказала мне Бетари, прежде чем Кахайя смогла начать снова. Ее тон был сухим, и она закатила глаза. — Ее обычай не самый лучший. Ее мать, моя сестра, считает, что ей это не нужно. Возможно, она права. Она и так задает достаточно вопросов на Ошканском, — сказала она многозначительно, а затем сказала что-то еще на том же языке, чтобы остановить поток новых вопросов, исходящих от Кахайи, которая замолчала и выглядела угрюмой.

— Но она должна была видеть северян раньше, верно? — спросил Люк. — Мы точно не будем первыми, я вижу десяток других на этой улице.

Выглядя усталой, Бетари сказала.

— Она видит таких, как ты, каждый день. Просто сегодня она увидела твою подругу и придумала для себя какую-то историю. Затем она решила, что у нее есть вопросы по этому поводу, и она хотела… Тайрин, верно? — я кивнула, и она продолжала вежливо. — Тогда она хотела Тайрин, чтобы ответить на эти вопросы про историю, что она выдумала у себя в голове. Это путь детей, знаете ли.

Я не знала, но кивнула и пробормотала.

— Хммм.

Ее взгляд заострился, когда она впервые увидела нас.

— Вы сказали, что с севера? Вы наемники?

— Да, — подтвердила Элла, откусывая кусок лепешки с хумусом.

— Вы здесь из-за дрейков из Восточного округа?

— Вы там живете? — ответила Элла на ее вопрос одним из собственных.

Бетари кивнула, и пучок на ее макушке закачался. Она больше не нуждалась в поощрении, чтобы поделиться тем, что знала.

— Эти существа… я слышу разговоры от тех, кто торгует своими товарами внизу, в канализации… они говорят, что они уже разрушают остекление туннелей. Если станет достаточно плохо, отходы просочатся в колодцы. Это вызовет болезнь.

Мысль о коробейниках, продающих свои товары в канализации, заставила меня отказаться от следующего кусочка фаршированных виноградных листьев. Зачем кому-то это делать? Кто вообще захочет идти в канализацию, чтобы купить вещи? Но у меня не было возможности спросить. Бетари начала жаловаться, что охранники не спустились раньше, чтобы очистить канализацию, и я не хотела ничего пропустить.

— Значит, они кусаются? — Она фыркнула. — Что такое один укус на миллион язв, если они останутся? — Судя по тому, как она говорила, болезнь пугала людей больше, чем мысль о том, что их съедят.