Драконовское наслаждение
Шрифт:
Во всяком случае, душка Гизмо, раскачиваясь и причитая, прижимал сейчас к груди капающую кровью безголовую тушку с весьма узнаваемым длинным голым хвостом. А в пещере, кроме нас, по-прежнему никого не было.
Или был?!
Со стороны входа в пещеру нарастал, перекрывая истерику Кульчицкого, странный звук. Сначала глухой и клокочущий, он становился все громче, все выше, пока не оборвался на режущем слух ультразвуке. Секунда тишины – и все началось снова.
Наверное, в другой ситуации этот вой меня напугал бы до икоты, потому что было
Но когда ты находишься в плену у двуногого зверя, к тому же совершенно свихнувшегося, любой представитель реальной фауны кажется союзником.
Впрочем, не только кажется, о чем свидетельствует крысиный труп.
Звериный вой ввинтился, похоже, и в воспаленный разум Кульчицкого. Во всяком случае, он бережно уложил тушку своей любимицы к стене, медленно выпрямился и, прищурившись, всмотрелся в завывающий мрак:
– Эй ты, зверюга! Я что, твое логово занял? Так это ненадолго, скоро уйду. Вернее, ушел бы, оставив тебе годовой запас мяса. Но теперь придется тебя убить, скотина! Я тебе Анфису не прощу! Ну, давай, выходи! Хватит в темноте прятаться, выходи! Мразь, ..., ...!
Он что, решил, что имеет дело с маргинальными урками? Сейчас закидает их оскорбухами, расписные не выдержат и ломанутся в драку с криком: «За пидора ответишь!»?!
Кретинизм ситуации выпустил на волю совершенно неуместный хихик. Нервный и коротенький, но Гизмо услышал.
Резко обернувшись, он тихо прошипел:
– Тебе смешно?
– Не то слово! – О, и голосовые связки отпустило, истерический ступор покинул меня, похоже, целиком и полностью. – И смешно, и радостно.
– А радуешься-то чему?
– Ненавижу крыс, особенно тех, что к человечинке приучены. Вот и аплодирую мысленно той зверюшке, что избавила мир от подобной твари.
– Ах, вот оно что! – оскалился псих. Хотя нет, глаза Кульчицкого снова прояснились, безумие накрывало его, судя по всему, только в момент пыток и издевательств. – Аплодируешь зверству?
– Вероятно, мне сейчас полагается запунцоветь от стыда? И всплакнуть вместе с тобой над тельцем бедняжки, намеревавшейся полакомиться моим сердцем?!
– А всплакнуть все же придется, – точеные ноздри красавчика плотоядно раздулись. – Кровавыми слезами рыдать по Анфисе будешь, ...!
Он метнулся к сумке, выхватил из нее скальпель и медленно, совершенно не обращая внимания на звериный вой, направился ко мне.
Вероятно, Кульчицкий решил, что хозяин пещеры ограничится нападением на крысу. А может, я маньяка разозлила больше, чем зверь. Потому что я изначально доставила парнишке массу неприятностей, о чем он вовремя вспомнил и снова занудил насчет выдачи сообщника.
Но мне почему-то уже не было страшно. То ли перегорела, то ли присутствие рядом недовольных вторжением зверей помогло, но я больше не боялась. Внутри закипела и понеслась пузырьками по венам веселая злость. И даже блеск остро отточенного
– С-сука, – брезгливо поморщился Кульчицкий, вытирая заплеванный глаз. – Ну что же, как говорится – око за око!
И скальпель стальным жалом рванулся к моему левому глазу.
Я инстинктивно отдернула голову и со всей дури треснулась затылком о камень стены.
– Не дергайся, ..., больнее будет! И... а-а-а-а!
Нет, он вовсе не звал унылого ослика из мульта о Винни-Пухе. Он орал от боли, выронив из руки скальпель и отчаянно пытаясь стряхнуть вцепившегося в его загривок...
Карпова?!
Да, на спине Кульчицкого висел, завывая и полосуя спину врага в кровавые лохмотья, мой кот! От ярости он увеличился почти вдвое, уши прижаты к голове, из оскаленной пасти рвется утробный вой – назвать его милым домашним котиком я бы сейчас не рискнула.
Да он, собственно, никогда и не был таким, не то что Кошамба.
Ошибочка.
Когда матерящийся Гизмо немного пришел в себя и сообразил, что атакован всего лишь котом, он наклонился и попытался поднять с пола скальпель. И у него почти получилось, вот уже ладонь накрыла смертельную сталь, сейчас он схватит ее и расправится с наглым хвостатым одни ударом...
Фиг вам. Боевой клич, бросок – и ладонь постигла участь крысы. Нет, ее не оторвали, но после общения с клыками и когтями огромной, рассвирепевшей мэйн-кунши пользоваться этой рукой Кульчицкому в ближайшее время вряд ли удастся.
Я не знаю, откуда здесь взялись Карпов и Кошамба. Но они пришли и сражались сейчас за меня не на жизнь, а на смерть.
Но они были всего лишь коты. А у Гизмо в сумке было много оружия, в том числе и пистолет...
ГЛАВА 46
Об этом, похоже, вспомнил и Кульчицкий. А может, боль и вид собственной, а не чужой крови ускорили мыслительный процесс красавчика, и он перестал визжать и размахивать руками, пытаясь дотянуться до висевшего на спине источника боли. К тому же источников было два – Кошамба с настойчивостью робота продолжала атаковать ноги маньяка.
Прошло не более трех минут с момента нападения моих защитников, а видом Сигизмунда Кульчицкого вполне можно было пугать добропорядочных обывателей, а особо нервным вообще лучше не смотреть – крови очень много.
Но и только. Большого урона коты здоровью психа нанести не могли – размеры клыков и когтей не те. Но боль, судя по визгу и захлебывающемуся мату, была адская.
И она, эта боль, в конце концов мобилизовала совершенно ошалевшего поначалу красавчика. Гизмо прекратил визжать, зашипел сдавленно и страшно, словно раздувшая капюшон королевская кобра, ловко увернулся от очередного броска Кошамбы и, гибко изогнувшись, схватил за шкирку Карпова:
– Ну все, ублюдок хвостатый, ты меня достал!