Драмы и комедии
Шрифт:
К е ч о. Итак, я направо.
К а р а м а н. Я налево. Если хочешь, сделаем наоборот.
К е ч о. В городе что право, что лево — одинаково.
Обнялись.
К а р а м а н. Найди меня, верблюжонок.
К е ч о. Конечно!
К а р а м а н. Я сохранил знак нашей дружбы: пятачок-сиротинку. Возьми на счастье этот талисман.
К е ч о. Спасибо. Слушай, там опять орут. Не за нами ли гонятся? Беги, беги, Каро!
ДЕНЬГИ
Улица. К а р а м а н тащит на спине огромный диван, сбрасывает его возле дома с винтовой лестницей, ведущей на второй этаж.
К а р а м а н (пихает ногой диван). Будь ты проклят! Там рай, где нас нет. Куда ни ткнись — везде обман.
Свистки городовых.
(Прячется за лестницу.) Вот беда! Все мне кажется, что гонятся за мной.
Входит ч и н о в н и к.
Ч и н о в н и к (заметив Карамана). Где-то я видел тебя.
Караман узнает чиновника — тот стоял в очереди в лавке Артема.
К а р а м а н (испуганно). Что вы, уважаемый, я только что приехал в Тбилиси. Вы слышали свистки? За кем гонятся?
Ч и н о в н и к. Разбойник Дарчо опять ограбил банк. А почему ты дрожишь? Уж не сообщник ли ты Дарчо?
К а р а м а н. В глаза не видел… Слышал только, что он раз девять грабил банк и всякий раз выходил сухим.
Ч и н о в н и к. Большие воры на свободе ходят, а они за воробьями охотятся. Был недавно случай в лавке Артема… (Вглядевшись в Карамана.) Нет, тот был упитанный и без бороды. (Уходит.)
К а р а м а н. Упитанный! Поработал бы с мое, от тебя и тени бы не осталось!
Входит К е ч о. Он в новой черкеске, дорогой папахе и в новешеньких чувяках.
Кечо! Кечули!
К е ч о. Чей это скелет?
К а р а м а н. Мой, Кечо, мой! Ох, что со мной было! Работал на каменоломне, всю поясницу разломило, заработал две сотни, а хозяин отдал всего двадцатку. Я пожаловался в суд, а он судью подкупил. Тот на меня взъелся. «Вымогатель!» — орет. И чуть в тюрьму не засадил. Слава богу, штрафом отделался, отдал последние гроши. Потом работал на одного негодяя: воровал с кладбища венки, подновлял их и продавал за новые. И тут беда — кладбищенский сторож подкараулил меня… Едва ноги унес… И все мне кажется, что вот-вот сгребут. Подойди ко мне ближе, что хмуришься, брат мой?
К
К а р а м а н. Да ты не взбесился ли?
К е ч о. Я, конечно, вовсе не похож на сказочного богатыря, но как ты мог назвать меня верблюдом?
К а р а м а н. Когда, Кечо?
К е ч о. Будто не помнишь? Когда мы расставались.
К а р а м а н. Что же ты не обиделся тогда?
К е ч о. Некогда было… и верблюда-то я только вчера впервые увидел.
К а р а м а н. Я тебе скажу — верблюд это не животное, а чудо! Воспитан он плохо, на людей плюется, зато вина не пьет, только воду, да и то раз в месяц. Как и я. (Вздохнув.) Как и я! Давно не пробовал вина, Кечули. Эх, какое было винцо, которым мы торговали!
К е ч о. Соскучился я по тебе, чертой сын!
К а р а м а н. И я тоже! Отец уж не упрекнет, что я белоручка. Ладони как железные стали, хоть горячие угли на них клади, не вздрогну даже. А ты одет как дворянин.
К е ч о. Как же иначе! Жениться-то придется. А такая черкеска кого хочешь украсит. Эх, сейчас бы, как в детстве, почистить зубы веткой папоротника! (Смеется, чтобы похвастаться золотыми зубами.)
К а р а м а н (ахнув). Целый рот золота!
К е ч о (хвастливо). Посеял простые, выросли золотые.
К а р а м а н. Хоть бы мне выбили зубы! Только не скаль их слишком часто, разбойникам двух минут хватит, чтобы выдернуть твое золото. Эх, плохо мне, Кечо. Хвастался набить золотом полдюжины хурджинов, а вышло так, что не каждый день набивал едой свой единственный живот.
К е ч о. Не хнычь! (Достает из мешка новую черкеску.) Надевай, нищий! Не бойся, не зачту в долг, дарю тебе!
К а р а м а н. А долг когда отдашь?
К е ч о. Когда пройдем все маленькие и большие духаны и увидим свой дом.
К а р а м а н (одевается). Откуда у тебя такое богатство?
К е ч о. Твой пятак волшебным оказался! (Отходит, любуется Караманом.) Чем не жених! Зачем бороду отпустил? Оплакиваешь человеческие несчастья?
К а р а м а н. Сказали, что в городе честность скончалась. Траур по ней ношу.
К е ч о. Когда это случилось?
К а р а м а н (смеется). Опоздал на похороны!
К е ч о. Ну, если честность подохла, делать здесь нам нечего, Каро. (Хватает его за голову, поднимает.) Нашу деревню видишь?
К а р а м а н. Вон она, вон она!
К е ч о. Красивая?
К а р а м а н. Нет на свете прекраснее! Ой, отпусти!
К е ч о. Горы наши на месте?
К а р а м а н. Да, да!
К е ч о. Траву, на которой можно кувыркаться, видишь?
К а р а м а н. Ох, какая она мягкая и душистая!
К е ч о. Гульчино гуляет по той траве?