Драмы. Стихотворения
Шрифт:
Пастор Мандерс (в дверях). Гм… гм!.. Идем же, добрый мой Энгстран. Прощайте, прощайте. (Уходит с Энгстраном в переднюю.)
Освальд (идя к столу). О каком доме он говорил?
Фру Алвинг. Что-то вроде приюта, который он собирается устроить с пастором.
Освальд. Сгорит, как и этот здесь.
Фру Алвинг. С чего ты взял?
Освальд.
Регина недоумевающе смотрит на него.
Фру Алвинг. Освальд, мой бедный мальчик! Не следовало тебе оставаться там так долго.
Освальд (садясь к столу). Пожалуй, что так.
Фру Алвинг. Дай я оботру тебе лицо, Освальд. Ты весь мокрый. (Отирает ему лицо своим носовым платком.)
Освальд (равнодушно глядя перед собой). Спасибо, мама!
Фру Алвинг. Ты устал, Освальд? Не хочешь ли уснуть?
Освальд (тревожно). Нет, нет… Только не спать. Я никогда не сплю. Я только притворяюсь. (Глухо.) Успею еще.
Фру Алвинг (озабоченно глядит на него). Да, ты действительно болен, мой дорогой.
Регина (напряженно). Господин Алвинг болен? Освальд (раздраженно). И заприте все двери. Этот смертельный страх…
Фру Алвинг. Запри, Регина.
Регина запирается и останавливается у дверей в переднюю. Фру Алвинг сбрасывает с себя шаль, и Регина тоже. Фру Алвинг придвигает стул и садится рядом с Освальдом.
Ну вот, я посижу с тобой…
Освальд. Да, посиди. И Регина пусть здесь останется. Пусть Регина всегда будет со мной. Ты ведь подашь мне руку помощи, Регина? Да?
Регина. Я не понимаю…
Фру Алвинг. Руку помощи?
Освальд. Да — в случае нужды.
Фру Алвинг. Освальд, у тебя же есть мать. Она тебе поможет.
Освальд. Ты? (Улыбаясь.) Нет, мама, этой помощи ты мне не окажешь. (С печальной усмешкой.) Ты! Ха-ха! (Серьезно смотрит на нее.) В конце концов тебе, конечно, было бы ближе всех. (Вспылив.) Почему ты со мной не на «ты», Регина? И не зовешь просто Освальдом?
Регина (тихо). Я не знаю, понравится ли это барыне.
Регина скромно и нерешительно садится по другую сторону стола.
Ну вот, мой бедный, исстрадавшийся мальчик, я сниму с твоей души тяжесть…
Освальд. Ты, мама?
Фру Алвинг. Освобожу тебя от всех этих угрызений совести, раскаяний, упреков самому себе…
Освальд. Ты думаешь, что можешь?
Фру Алвинг. Да, теперь могу, Освальд. Ты вот заговорил о радости жизни, и меня как будто озарило, и все, что со мной было в жизни, представилось мне в ином свете.
Освальд (качая головой). Ничего не понимаю.
Фру Алвинг. Знал бы ты своего отца, когда он был еще совсем молодым лейтенантом! В нем радость жизни била ключом.
Освальд. Я знаю.
Фру Алвинг. Только взглянуть на него — на душе становилось весело. И вдобавок эта необузданная сила, избыток энергии!..
Освальд. Дальше?..
Фру Алвинг. И вот такому-то жизнерадостному ребенку, — да, он был похож тогда на ребенка, — ему пришлось прозябать тут, в небольшом городе, где никаких радостей ему не представлялось, одни только развлечения. Никакой серьезной задачи, цели жизни, а только служба. Никакого дела, в которое он мог бы вложить свою душу, а только «дела». Ни единого товарища, который бы способен был понять, что такое, в сущности, радость жизни, а только шалопаи-собутыльники.
Освальд. Мама?..
Фру Алвинг. Вот и вышло, что должно было выйти.
Освальд. Что же должно было выйти?
Фру Алвинг. Ты сам сказал вечером, что сталось бы с тобой, останься ты дома.
Освальд. Ты хочешь сказать, что отец…
Фру Алвинг. Для необычайной жизнерадостности твоего отца не было здесь настоящего выхода. И я тоже не внесла света и радости в его дом.
Освальд. И ты?
Фру Алвинг. Меня с детства учили исполнению долга, обязанностям и тому подобному, и я долго оставалась под влиянием этого учения. У нас только и разговору было что о долге, обязанностях — о моих, обязанностях, об его обязанностях… И, боюсь, наш дом стал невыносим для твоего отца, Освальд, по моей вине.
Освальд. Почему ты никогда ничего не писала мне об этом?
Фру Алвинг. Никогда прежде не представлялось мне все это в таком свете, чтобы я могла решиться заговорить об этом с тобой, его сыном.