Драмы
Шрифт:
Разве ты моих писем не получал?
Коновалов. Получил — одно. Извещение... о расторжении брака... Получил, да. (Пауза).
Екатерина Михайловна. И... ни одного, ни одного моего письма?
Коновалов. Нет. Да мне вполне хватило... того. (Встал). Согласие я дал, — что тебе еще?
Екатерина Михайловна (встала). Я проститься к тебе. Завтра эвакуируемся мы, Вася.
Коновалов (горько).
Екатерина Михайловна опустила глаза.
Илюша?
Екатерина Михайловна. Сопротивляется, обижается, но я... по-моему, почти убедила его. Только что вернулся из-под Петергофа, траншеи рыли, еле успели убежать... (Махнула рукой). И видит он плохо...
Коновалов. Ему ведь только в декабре восемнадцать?
Екатерина Михайловна кивнула.
Пусть едет. Ну, счастливо. (Протягивает руку). Счастливо!
Екатерина Михайловна. Счастливо. (Идет к дверям. Взялась за ручку. Обернулась. С отчаянием). Вася! (Бросилась к Коновалову, опустилась на колени, обняла его высокие унты). Васенька мой, Васенька мой, Васенька мой... (Рыдания). Васенька мой, Васенька мой, Васенька мой...
Коновалов (силится оторвать от себя ее руки, сдавленно). Катя...
Екатерина Михайловна. Прости меня, Васенька, прости меня, Васенька, прости меня, Васенька...
Наконец он поднял ее, она, тяжко всхлипывая, гладит его ладони, его локти, грудь, щеки, подбородок.
Любимый мой, любимый мой, ты мой любимый.
Коновалов. Уйди.
Екатерина Михайловна. Ты никогда не мог видеть, когда я плачу, ты всегда прощал меня, когда я плачу, помилуй меня, помилуй, пощади, Васенька, любимый мой, солнышко, ненаглядный мой, золотой мой...
Коновалов. Уйди. (Оторвал от себя Екатерину Михайловну). Я не хочу тебя видеть. Я никогда не захочу тебя видеть. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Только сына, только сына... Уйди. Уезжай.
Екатерина Михайловна (качает головой). Нет-нет, я не верю. (Жалко). Не верю. (Опустилась в кресло). Ничего не осталось у тебя ко мне, ничего?
Коновалов. Ничего.
Екатерина Михайловна (устало). Ну хорошо. Уйду. Ты прав, надо... Надо уходить.
Коновалов. Илюшу...
Екатерина Михайловна. Да-да. Сейчас
Смолк оркестр.
Екатерина Михайловна (встала) Ты жестокий. Наверно, там... отняли у тебя сердце. (Медленно пошла к дверям). Я тебе... сына... Родила. Вырастила. Сохранила. Прощай.
Стук в дверь.
Прощай. (Открыла дверь).
Входит Рублев.
(Отпрянула). Зачем?
Коновалов. Ну, в вестибюле заждался, прискучило... (Протянул руку). Здорово, Рублев!
Рублев (тихо). Здравствуй, Василий Фролович.
Коновалов. Так что же — завтра эвакуируешься?
Рублев. Да, есть решение Военного совета. Со всем заводом.
Коновалов. Ис семьей?
Рублев (тихо). Да.
Коновалов. С чьей же семьей?
Рублев молчит.
С моей семьей?
Рублев. Василий Фролович...
Коновалов. Не торопись говорить, торопись слушать, друг ты мой испытанный...
Екатерина Михайловна (устало). Зачем? И так все страшно, так бесконечно страшно...
Коновалов. Друг не испытанный, что орех не расколотый... Иные, малодушные, отвернулись, а ты, Рублев, нет, ты пришел в тот же день, да? Руку дал, слова сказал какие надо — к прискорбному случаю. Так ведь было всё?
Рублев молчит.
Мальчонку пожалел. Словом, подошел не формально. Теплом дохнуло. Ну что ж? Ценю. Без напасти друга и не раскусишь. И Екатерина Михайловна оценила.
Рублев (так же тихо). А я тебе друг, Василий Фролович, что бы ни было меж нами...
Коновалов. Недруг бы разве так утешил? Зато и отблагодарили тебя, жалостливого. Зато и семью — тебе. Сына — тебе. (Усмехнулся). Как говорится, пожал, где не сеял.
Снова заиграл оркестр.
Екатерина Михайловна (Рублеву). Надо идти! Коновалов (кивнул). Пора.
Рублев. До свиданья, Василий Фролович. (Пошел. Остановился). Василий Фролович... Екатерина Михайловна была очень несчастна, я — одинок. Жена моя ушла, ты знаешь. Женщины меня никогда по-настоящему... как тебя... не любили.