Драмы
Шрифт:
Зуб. Так точно.
Миничев. Немножко-то хватил?
Зуб (смутился). Данных нет.
Миничев. Кого спрашивали?
Зуб. Капитана третьего ранга Тумана, старпом. Задорнова — старшина, на вахте стоял. Капитан Донченко справку дал — задержаний в ночь с субботы на воскресенье не имелось.
Миничев. А Платонов?
Зуб. Платонов само собой.
Миничев. Ну, Платонову можно
Зуб. Передал для дальнейшего следования капитан-лейтенанту Куклину.
Часовников-отец. Куклина я знаю. Мой.
Появились Флаг-офицер и Часовников.
Часовников. Товарищ член Военного совета, по вашему приказанию... (Увидел отца. Застыл в изумлении).
Миничев. Знакомы?
Часовников-отец. Встречались. Ну, здравствуй.
Часовников. Здравствуй, папа.
Миничев. Отвернуться?
Часовников-отец. Дома. (Сыну). Ну, моряк. Как ты?
Часовников (помолчав). Здоров.
Часовников-отец (скрывая волнение, насмешливо). Смотри-ка. Будто бы нос у тебя вырос. И ростом вроде поменьше стал. Часом, не женился?
Зуб. Бобыль, товарищ вице-адмирал.
Миничев. Невест у нас нехватка на Дальнем Востоке. Клич бы кликнуть.
Пауза.
Часовников. Ты надолго, папа?
Отец засмеялся.
Миничев. А вы ему скажите — почему вы сюда с четырьмя посадками. Эх, дети. Не столь с ними хорошо, сколь без них... плохо, да.
Часовников-отец (сурово). Дошел слух до меня, что у тебя тут... похождения. Дебош. А оказывается, чистое вранье, ничего не было.
Часовников. Да. Ничего. Ничего не было. (Поглядел на отца, внезапно). Было.
Долгая пауза.
Миничев. Как было, когда ничего не было?
Часовников. Было.
Миничев (Зубу, сдержанно). А? Зуб. Товарищ старший лейтенант, вы тут не сочиняйте, тут не поэзия, тут флот.
Часовников (с отчаянием). Было, товарищ адмирал. Было, пала. Все было, я напился с умыслом, с заранее обдуманным намерением, в шинели нараспашку, без головного убора, меня схватил патруль, вырывался, ботинок расшнуровал, с умыслом дебоширил, все было, все правда.
Зуб (растерянно). Лично проверял,
Миничев. Жареное вы восстанавливали. (Строго). Извольте
Часовников. Я уже все сказал, товарищ адмирал. Виноват во всем, на круг. Ни начштаба, ни старпом, ни вахта, ни командир. Прошу никого не винить, я, только я.
Миничев (сухо). Это уж мы сами разберемся.
Часовников-отец (с горечью и презрением). Эх ты, рыцарь!
Миничев (мрачно). А я думал — Платонову можно верить.
Часовников. Если кому и верить, то ему, товарищ адмирал!
Миничев. Коли наврал, нет веры.
Часовников. Не вранье это, нет, нет.
Миничев. Революционная целесообразность?
Часовников. Не врал — взял на себя! Патруль привел меня на корабль. Туман принял, написал рапорт, а Платонов порвал рапорт в кусочки.
Миничев. Порвал рапорт? В кусочки? Так.
Часовников. Порвал потому, что решил: я нужен флоту. А флот нужен мне.
Миничев. Вы — нужны флоту? Вы? Так. А флот нужен вам? Так. Дальше.
Часовников. Верно или неверно, но он так думал. Так, именно так, не иначе. А если он так думает — все. Как узлом завязал. Все на себя, все, какое ж это вранье! На свою личную персональную ответственность командира корабля, коммуниста — разве это вранье? А когда человек не боится личной, персональной, пусть она грозит ему последствиями, ты последним прохвостом будешь, если ему корку подложишь.
Появляется Платонов.
Платонов (запыхавшись). Товарищ член Военного совета, по вашему приказанию капитан третьего ранга Платонов прибыл,
Миничев (мельком взглянул на Платонова, Часовникову). Дальше.
Часовников (встретился взглядом с Платоновым, в отчаянии). Оттого его на корабле ни разу никто и не подводил, я — первый, товарищ член Военного совета. (Снова встретился взглядом с Платоновым). Открыл счет. (Опустил голову). Прости меня, папа.
Часовников-отец. Нашкодил, а теперь даже не даешь себе труда соврать. (Козырнул Миничеву, Зубу, Флаг-офицеру, подошел к Платонову, взял его за плечи, молча тряхнул, не оборачиваясь, пошел по пирсу).
Часовников (вслед). Сам учил. И я не мог иначе.
Часовников-отец, не отвечая, тем же ровным шагом идет по пирсу. Исчез в сумерках. Шумит океан.
Зуб (с тоской). Говорил я ему.