Древнекитайская философия. Эпоха Хань
Шрифт:
Старший чиновник, которому суждено стать знатным, должен воспользоваться мирным временем для продвижения по службе. Тот же, кому предопределено судьбой прозябать в ничтожестве и не служить, принимает пост в смутные времена и вследствие этого оказывается разжалованным и уволенным с должности.
Сравнивая старших чиновников наших дней с древними правителями, мы можем рассуждать о спокойных и трудных временах, о процветании и упадке.
Книга восемнадцатая. Глава первая. «О естественности» [916]
916
Учение о цзы жань (естественности) является одним из важнейших постулатов материалистического мировоззрения Ван Чуна.
Вся
917
Небо и земля (тянь ди) в натурфилософии Ван Чуна неизменно выступают как пара космических воплощений дуальных природных стихий ян и инь, представляющих единство противоположностей природного мира. Поэтому при переводах этого двуединого понятия, а таковым оно выступает во всех даосских наивно-материалистических космогониях, его обоснованно заменяют словом «природа».
918
Пять видов зерновых (у гу) — см. примеч. 2 к главе девятой «Хуайнань-цзы». В данном контексте это, несомненно, собирательный термин для полевых и огородных культур.
Некоторые считают, что Небо [919] рождает пять видов зерновых [специально] для прокормления людей и производит на свет шелк и пеньку [именно для того], чтобы одеть людей. Это все равно что утверждать, будто небо является рабом, возделывающим землю, или рабыней, кормящей шелкопрядов для человечества.
Это мнение сомнительно, и принять его нельзя, поскольку [оно] несовместимо с [идеей] естественности.
Попытаемся обсудить это, исходя из даосского учения.
919
Небо (тянь) — одна из категорий древнекитайской философии. В значение тянь вкладывалось два противоположных понятия: «природа» — с одной стороны, «Небо», Верховное божество — с другой. Там, где Ван Чун развивал свои философские постулаты, он употреблял слово тянь только в значении «природа», но там, где он полемизировал с теологической трактовкой этой категории, он, естественно, употреблял его в значении «Небо».
Природа повсюду распространяет свою жизненную энергию. Среди тьмы вещей злаки [могут] утолять голод, а шелк и пенька — защитить от холода. Поэтому человек стал употреблять в пищу злаки и носить одежду из шелка и пеньки. Создавая пять родов злаков, природа не задавалась целью накормить и одеть людей, точно так же как ее стихийные бедствия и превращения не предназначены для того, чтобы карать людей.
Вещи сами собой рождаются, и человек кормится и одевается ими. Когда столь же естественно происходят изменения природных стихий, то человек трепещет от страха перед ними. Если же объяснить все [как следует], то можно избавить сердце человека от [этой] тревоги.
Как проявлялась бы естественность, в чем заключалось бы недеяние, коль скоро небесные знамения посылались бы небом с определенной [целью]?
Почему считают, что [свойство] неба — естественность? Потому, что у неба нет ни рта, ни глаз. А известно, что существа, отличающиеся способностью действовать, относятся к числу тех, кто имеет рот и глаза. Рот одолеваем желанием есть, глаза — желанием смотреть. Так внутренние побуждения и страсти обнаруживают себя вовне. Когда рот и глаза хотят чего-то, они добиваются этого для своей пользы и [удовлетворения] своих желаний. Если же нет желаний, исходящих от рта и глаз, то не к чему будет стремиться и нечего будет домогаться. О каком же деянии может тогда идти речь?
Откуда известно, что у неба нет ни рта, ни глаз?
Это [следует] из того, что мы знаем о земле. Тело земли — это почва, а почва не имеет ни рта, ни глаз. Небо и земля [образуют] то же самое [единство], что муж и жена; коль скоро тело земли не имеет ни рта, ни глаз, следовательно, и небо также не имеет рта и глаз. Если допустить, что небо — это тело, то оно должно быть одинаково с землей. Если же допустить, что небо — это воздух, то воздух — подобие облака и тумана.
Некоторые говорят:
«Разве можно говорить, что вообще движение не означает по своей сути деяния? Ведь только наличие желания вызывает движение, а вместе с движением возникает деяние. Движение же Неба подобно действию человека, как же можно считать его недеянием?»
А я утверждаю, что небо находится в постоянном движении и источает жизненную энергию. Все сущее рождается [именно] благодаря тому, что тело [неба] в своем движении источает жизненную энергию [920] . Подобным же образом и человек приводит в возбуждение свою жизненную энергию — когда его тело находится в возбуждении, испускается жизненная энергия и рождается ребенок. Человек, источая свою жизненную энергию, не стремится произвести на свет ребенка, но коль скоро его жизненная энергия извергается, то ребенок сам собой зарождается. Двигаясь, небо не стремится порождать тем самым вещи, но [все] вещи сами собой рождаются. Вот это и есть естественность.
920
У Ван Чуна оба эти понятия — ти и ци — выступают как важные мировоззренческие категории, соответствуя философским понятиям «плотность вещества» и «разреженность вещества».
Источающаяся жизненная энергия не обладает намерением творить вещи, вещи создаются сами собой. Вот это и есть недеяние.
Почему утверждают, что небу (природе) присущи естественность и недеяние?
Потому, что его жизненная энергия невозмутима, не испытывает никаких желаний, не проявляет себя в деяниях, не стремится что-нибудь сделать.
Лао Дань [921] , обретя эти свойства, достиг долголетия. Они были дарованы Лао Даню природой от рождения. Если природа (небо) не обладала бы такой жизненной энергией, то как мог бы обрести от рождения эти свойства Лао Дань? Ведь не бывает так, чтобы ученики самостоятельно говорили о том, о чем их учитель не упоминал.
921
Лао Дань — см. примеч. 69 к главе девятой «Хуайнань-цзы».
Когда кто-либо докладывал [цискому] Хуань-гуну [922] об исполнении приказа, то правитель [обычно] отвечал: «Обратитесь к Чжун-фу [923] ». Приближенные роптали: «Если и то [решает] Чжун-фу, и сё [решает] Чжун-фу, то как легко быть государем!» Хуань-гун ответствовал: «Пока у меня не было Чжун-фу, то было действительно трудно, но, когда я обрел Чжун-фу, могло ли не стать легко?» Действительно, когда правитель Хуань приблизил к себе Чжун-фу, то доверил ему все дела, поручил управление и ни в чем не упрекал его. Но в таком случае правитель Хуань-гун превосходил добродетелью [само] Небо, ибо Всевышнее Небо не только всемилостивейше дарует престол царям, но осуждает и карает людей. Выходит, что поведение царя-гегемона [924] безупречнее, чем Высочайших предков.
922
Хуань-гун — правитель царства Ци (683-641 гг. до н. э.), был первым из пяти гегемонов — ба цзюнь. См. также примеч. 31 к главе седьмой «Хуайнань-цзы» и примеч. 33 к главе пятой «Синь юя».
923
Чжун-фу — термин родства: младший брат отца; имеется в виду Гуань Чжун. См. примеч. 7 к главе сто двадцать четвертой «Ши цзи».
924
Царь-гегемон (ба-цзюнь) — имеется в виду Хуань-гун. Об употреблении Ван Чуном термина шан-ди см. ниже, примеч. 35.
Кто-нибудь [может] сказать:
«Хуань-гун знал о мудрости Гуань Чжуна, поэтому и облек его высокими полномочиями, а если бы Гуань Чжун не был [таким мудрым], то он и его также бы осуждал и карал. Ведь и Небу, встретившись с Яо и Шунем, безусловно, не было необходимости осуждать и карать».
Ответствую:
«Если бы Небо было в состоянии осуждать и карать [негодного] правителя, оно с тем же успехом могло бы поставить на царство совершенномудрого правителя, выбрать бы столь же высокоталантливых, как Яо или Шунь, даровать им царский престол, вручить дела управления и тогда вообще не было бы надобности в порицаниях. Ныне же [все] иначе. [Появляются] заурядные правители, уклоняются от истинного пути и утрачивают высокую добродетель, а потом [небу] приходится осуждать и карать их. Разве это не доставляет хлопот Небу?