Древнекитайская философия. Эпоха Хань
Шрифт:
Я же говорил: «Все это заблуждения».
Сверхъестественные истории, зафиксированные в записях пророчеств, повторяют россказни о таинственных карте [духа Реки-Хуанхэ] и письменах [духа Реки Ло]. [Пророчество]: «Цинь будет уничтожена [при] Ху» — того же рода, что и начертания на карте [духа] Реки (Хуанхэ) [1010] . Наставления Конфуция дополнялись и толковались, с тем чтобы подтвердить [существование] чудес и сверхъестественных [явлений], или записи [вышеизложенных историй] подделывались в более позднее время для обоснования достоверности [предзнаменований].
1010
Имеется в виду предание (зафиксированное в «И цзине», «Шу цзине», «Ли цзи», «Лунь юе» и др.), повествующее, что Фу-си увидел на спине вышедшей из вод Реки (т. е. Хуанхэ) священной черепахи таинственные начертания, которые будто бы послужили Фу-си основой для создания китайских иероглифов.
Когда Гао-хуанди [1011] пожаловал владение вану У [по имени Лю Пи], то, отправляя его [в жалованные земли] [1012] ,
1011
Гао-цзу, он же Гао-хуанди, Лю Бан, — см. примеч. 30 к «Янь те луню».
1012
Владение вана У — земли по нижнему течению р. Янцзы (на территории современной провинции Цзянсу), бывшие владения царства У; были выделены племяннику Лю Бана — Лю Пи (213-154 гг. до н. э.), который стал с тех пор ваном У.
1013
Цзин-ди — император династии Хань (156-141 гг. до н. э.).
1014
Мятеж семи ванов во главе с Лю Пи произошел в 154 г. до н. э.
Если исходя из [вышеизложенных] соображений судить о предвидении Конфуция по поводу Ши-хуанди и [Дун] Чжуншу, то возможно, что он как-то раз и сказал, что, мол, «в будущем кто-нибудь заглянет в мое жилище», «[кто-нибудь] приведет в порядок мои писания». Впоследствии же люди, зная, что Ши-хуан побывал в его жилище, а [Дун] Чжуншу проштудировал его писания, перетолковали его слова и присочинили эти имена.
Если бы Конфуций был наделен сверхъестественной силой и мог предвидеть существование Ши-хуана и [Дун] Чжуншу, то тогда он должен был бы с самого начала знать о том, что является сам потомком дома Инь и отпрыском [Вэй] Цзы, и ему не надо было бы играть на флейте для того, чтобы самому установить это. Но до тех пор, пока Конфуций не стал играть на флейте, он не в состоянии был определить своего происхождения. Что касается его предсказания о Ши-хуане и замечания насчет [Дун] Чжуншу, то и они того же толка, что и игра на флейте.
Согласно сведениям о деяниях Ши-хуана, он не бывал [на территории] Лу. Как же он мог тогда посетить дом Конфуция, сесть на постель Конфуция и вывернуть наизнанку платье Конфуция?
В день гуй-чоу десятой луны на тридцать седьмом году своего правления Ши-хуан отправился в поездку [по стране]. [Он] прибыл в Юньмэн [1015] , где принес заочную жертву юйскому Шуню [1016] , погребенному в [горах] Цзюи. Он спустился вниз по Реке (Янцзы), осмотрел Цзигэ; [затем] он переправился через поток у Мэйчжу, проследовал через Даньян и прибыл в [город] Цяньтан [1017] . [Когда он] достиг [реки] Чжэцзян, то поднялись огромные волны, и тогда [он] проехал сто двадцать ли в направлении на запад и там [в узком месте] переправился на другой берег.
1015
Юньмэн — место в современной провинции Хубэй. Следующее далее описание путешествия Цинь Ши-хуана, вплоть до его смерти в Шацю, почти полностью совпадает в Цинь бэнь цзи» («Основными записями [о деяниях] первого императора Цинь») в «Ши цзи» Сыма Цяня. См.: Сыма Цянь. Исторические записки (Ши цзи). Т. 2. М., 1975, с. 82-86.
1016
Жертвоприношение Шуню совершалось в горах Цзюи (Девять вершин), где, по преданию, он был захоронен (на юге современной провинции Хунань).
1017
Цзигэ — в числе древнекитайских географических названий не упоминается нигде; возможно, название какой-то достопримечательности. Мэйчжу — место на стыке современных провинций Аньхой и Цзянсу. Даньян — древний округ на территории современной провинции Цзянсу. Цяньтан — город на территории современной провинции Чжэцзян, идентичен современному Ханчжоу.
[После этого] он поднялся на [гору] Гуйцзи [1018] , где совершил жертвоприношение Великому Юю и воздвиг [памятный] камень с хвалебной надписью.
На обратном пути он принес жертвы Южному морю. Следуя из Цзянчэна на север вдоль морского побережья, он добрался до Ланъе. Из Ланъе направился на север и дошел до гор Лао и Чэн, [затем] проследовал к горе Чжифу. Оттуда, держась берега моря, отправился на запад и достиг брода Пинюань, где его свалила болезнь. На террасе Пин в Шацю [1019] [он] скончался.
1018
Гуйцзи — гора близ современного города Шаосина в провинции Чжэцзян.
1019
Цзянчэн — в современной провинции Шаньдун. Ланъе — город на южном побережье полуострова Шаньдун. Лао —
Поскольку он не побывал [на территории] Лу, то непонятно, что имели в виду записи пророчеств, предрекая посещение Ши-хуаном [территории] Лу? Коль скоро [его] пребывание в Лу невозможно установить, то заявление Конфуция, [начинающееся] словами: «Какой-то неизвестный мужлан...», не может внушать [доверия]. А поскольку сентенция о том, что «какой-то неизвестный мужлан...», не может внушать доверия, то и фраза: «Дун Чжуншу приведет в порядок мои писания», в свою очередь, оказывается недостоверной.
Записи о знаменитых деяниях не есть писания, созданные Небом и Землей, [а суть отражение того], что говорили и о чем слышали простые люди из народа. Все они описывают прошлые события, исходя из сведений, на которые можно положиться. Не видя и не слыша, нельзя составить представления [об окружающем]. Всякий раз, предвидя счастье и несчастье, совершенномудрые люди [опираются на] наблюдения фактов и выводят заключения по подобию вещей, обращаясь к началу, они предугадывают конец [явления]. По тому, что творится за околицей и в переулках, [они] могут судить о том, что происходит во дворцах и хоромах. Исходя из того, что [обнаруживается с] полной ясностью, они определяют то, что скрыто во тьме [неизвестности].
Книги пророчеств и сокровенные тексты задолго предвидят то, что еще не произошло, то, что призрачно, неявно и скрыто от глаз, заранее узнают будущее; мгновенно проникают в то, что необыкновенно и удивительно, непостижимо и недоступно пониманию обычных людей.
Предугадать бедствия, рассуждая с помощью сравнения сходных между собой вещей, или предсказывать будущие события, проникая в их истоки и изучая прошлое, — это доступно не только совершенномудрым людям, но и мудрецам.
Когда Чжоу-гун [1020] управлял в Лу [1021] , то Тай-гун [наперед] знал, что его потомки будут поражены слабостью и бессилием. Когда Тай-гун управлял в Ци [1022] , то Чжоу-гун предвидел, что его отпрыски станут жертвой разбоя и мятежа. Наблюдая результаты их методов [управления], [они смогли] обнаружить предвестников будущих бедствий и возмущений.
1020
Чжоу-гун, он же Дань, в традиционной историографии известен как регент при малолетнем наследнике престола, сыне основателя дома Чжоу У-вана — Чэн-ване. В конфуцианском пантеоне предков выступает как образец благочестивейшего и мудрейшего помощника и советника Сына Неба.
1021
По преданию, чжоуский правитель У-ван после завоевания иньцев побаловал своему младшему брату Чжоу-гуну владение в Цюйфу на территории Шаньдуна, названное Лу.
1022
Тай-гун — см. выше, примеч. 12 к книге первой, главе первой «Фэн юя», а также примеч. 25 к главе первой «Синь юя».
Когда Чжоу-синь [приказал] изготовить палочки для еды из слоновой кости, то достопочтенный Цзи [1023] осудил его [за излишество] [1024] . Конфуций сожалел, что в царстве Лу вместе с умершими сопогребали фигурки людей [1025] . Причиной этого было опасение, что [употребление] палочек для еды из слоновой кости вызовет у Чжоу-синя желание вкусить печень дракона, а захоронение фигурок людей обернется злом для погребенных. Тай-гун и Чжоу-гун провидели то, что еще не произошло, а достопочтенный Цзи и Конфуций распознавали то, чего пока не случилось. [Таким образом], в том, что касается предвидения будущего, мудрецы не отличаются от совершенномудрых людей.
1023
Цзи — Цзи-цзы — см. примеч. 72 к «Янь те луню».
1024
«Лунь юй». В главе («О драконах») (кн. 6, гл. 3) Ван Чун уточняет: Цзи-цзы считал, что палочки для еды из слоновой кости свидетельствуют о пристрастии правителя к роскоши, неизбежным следствием чего будут беспорядки и смута.
1025
В главе о похоронной обрядности (кн. 23, гл. 2) Ван Чун снова обращается к этому сюжету, связывая его с человеческими жертвоприношениями, которые все еще практиковались в царстве Лу во времена Конфуция. Ван Чун отвергает мнение, будто сожаление Конфуция о захоронении кукол вызвано опасением, что этот обычай спровоцирует сопогребение с покойником живых людей, ибо такое объяснение противоречит преклонению Конфуция перед культом предков и его же заявлению, что упразднение похоронных обрядов станет источником беззакония и непочтительности сыновей. Полагая, что «сожаление» Конфуция означало лишь его страх перед нанесением обиды покойникам, Ван Чун завершает свой экскурс выпадом против Конфуция, который своим пиететом к похоронной обрядности наносил вред интересам государства.
В литературе существует мнение, что «сожаление» Конфуция означало его сочувственное отношение к уходящему в прошлое обряду сопогребения с умершими живых людей.
Когда луский правитель совсем состарился, а его наследник оказался немощным, то его дочь от второй жены, прислонившись к колонне, разразилась горестными стонами, ибо она видела в таких обстоятельствах, как старость [одного] и немощность [другого], предвестие будущего упадка и смуты. Женщина и та могла благодаря своему разумению делать заключения, исходя из подобия вещей, и предугадывать будущее. Тем более это относится к совершенномудрым людям и благородным мужам с их высокими дарованиями и проницательным умом!