Древнерусское общество и церковь

В 1988 г. христианская церковь будет широко отмечать 1000-летие крещения Руси. В связи с этой датой церковные круги у нас в стране и за рубежом необычайно активизировались. Свидетельство тому многочисленные публикации в клерикальных журналах и изданиях. Одна из наиболее популярных тем, к которой обращаются богословы: как «прививалась» христианская религия на русской почве, какие отношения складывались между церковной организацией и русским обществом. В большинстве случаев эта тема освещается тенденциозно. Богословы пишут о быстром, прямо-таки победном шествии христианства по русской земле. Фальсифицируя факты, христианские «историки» рисуют идиллические картины принятия христианства в различных регионах Древней Руси. По их мнению, христианская вера «вскоре была глубоко воспринята русским народом»{1}. Подобного рода высказывания широко известны и в западной историографии. Например, крупный западногерманский ученый А. Амман писал, что христианство на Руси распространилось быстро и беспрепятственно, и объяснял это якобы слабостью язычества и недостаточной способностью русского народа сопротивляться новой вере, вводимой под нажимом сверху.

Проблемы взаимоотношения церкви

и общества в Древней Руси еще не исследованы в советской историографии. В работах советских историков Я. Н. Щапова и А. С. Хорошева{2} рассмотрены только церковно-княжеско-боярские отношения, а о взаимоотношениях церкви и народных масс не упоминается. Исторические источники свидетельствуют о медленном, мучительном проникновении христианства в недра языческой Руси. Это было обусловлено общинным характером социально-экономического и политического строя древнерусского общества. Христианская церковь была вынуждена приспосабливаться к таким общественным отношениям. Результатом было своеобразное положение церкви на Руси, зависимость ее от общины, формирование того охристианенного язычества, из которого развилось русское православие.

На вопрос: «Добровольно ли крестилась Русь?», который уже неоднократно ставился исследователями, трудно ответить однозначно. Как отмечает советский историк И. Я. Фроянов{3}, мнение киевлян имело важное значение в крещении полянской земли. По поводу крещения в Киеве собиралось вече, которое выразило свое согласие. Хотя даже в пределах полянской общины принятие новой веры не было безболезненным. Некоторые киевляне вступали в Днепр под угрозой князя считать их своими врагами, другие — бежали из города. По этому поводу существует оригинальная гипотеза известного русского ученого О. Миллера, согласно которой разбои, участившиеся в киевской округе в 90-е годы XI в., являются делом рук наиболее закоренелых язычников (позднейшая аналогия — наиболее ревнивые староверы XVII в.). К такой мысли толкает и настойчивость церковников в применении к ним казней, в то время как в других случаях церковь старалась смягчить наказания. Безусловно, что и в полянской общине были недовольные низвержением язычества, несмотря на то, что принятие христианства объективно должно было способствовать усилению в первую очередь полянской (киевской) общины в целом.

Понимая это, киевская верхушка во главе с князем сразу же после крещения проводит ряд мероприятий для закрепления христианства в Киеве. Летопись сообщает, что Владимир «повеле рубити церкви». И стали строить церкви сначала деревянные и в Киеве и в других русских городах, о чем свидетельствуют археологические раскопки. До середины XII в. каменных храмов на Руси было мало, а их сооружение отмечалось летописцами как значительное событие общественной и церковной жизни. Такой деревянной церковью была киевская церковь св. Василия, построенная князем в 988 г. Она находилась «на холме, иде стояше кумир Перун и прочии, где творили требы князь и людье». Сооружение церковных построек на месте языческих капищ является характерным приемом «просветителей» языческих народов. Оно сопровождало христианизацию и символизировало в облике сокрушенных кумиров низвержение языческой религии не только у восточных славян, но и у многих народов других частей Европы. Подобные акции приветствовались высшими сановниками церкви. Один из римских пап по этому поводу писал: «если эти храмы хорошо выстроены, то доброе дело будет обратить их от демонских обрядов на служение истинному богу, а народ, видя целость прежнего своего поклонения, по привычке пойдет туда охотнее для поклонения истинному богу».

Владимир строил церкви не только в Киеве. Он «нача стазити по градом церкви и попы, и люди на крещенье приводити по всем градом и селом». О каких городах идет здесь речь? Было бы ошибкой думать, что просветительская деятельность «Святого» Владимира охватила все земли Руси. Первоначально религиозные новшества коснулись, вероятно, узкого территориального «треугольника» — Киев — Переяславль — Чернигов, т. е. Приднепровья и Подесенья — областей, непосредственно примыкающих к Киеву. В X–XI вв. этот регион назывался «Русской землей». «Русская земля» являлась политическим и территориальным ядром всего Киевского «сверхсоюза» X–XI вв. Именно эту область митрополит Иларион (первая половина XI в.), говоря от лица князя Владимира, называет «всей областью своею». Ее крещение, видимо, как и в Киеве, произошло без особых столкновений. Это обусловливалось и близостью к Киеву территориально, и общими историческими судьбами. Во всяком случае, в XI в. здесь идет уже активная церковная жизнь, в Переяславле и Чернигове функционируют епископии, имеются внушительные церковные постройки. Летописи сообщают о церковном значении этих городов, о существовании в них якобы собственных митрополий, зависящих не от Киева, а прямо от Византии. Однако эти источники противоречивы. Но существование митрополий представляется вполне реальным, если допустить, что целью образования новых митрополий было продолжение христианизации северовосточных земель — из Чернигова и южных — из Переяславля, причем гораздо большими силами, чем только одной киевской митрополии. По неизвестным нам причинам черниговская и переяславская митрополии, «эфемерные», по выражению польского историка А. Поппэ, распались, просуществовав всего несколько десятилетий (конец XI — начало XII вв.). В начале XI в. епископии были образованы также в построенных князьями городах: Белгороде и Юрьеве. Последняя образовалась, по предположению советского историка М. Н. Тихомирова, возможно, с миссионерскими целями обращения в христианство соседних кочевников. Эти факты характеризуют состояние христианизации уже после смерти Владимира. При нем же новая вера укрепилась на указанной выше компактной территории, прилежащей к Киеву. Но и здесь не все города и «веси»{4} уверовали в «Христа и Богородицу», ибо церковный устав Владимира распространялся только по тем «городам и погостам, где христиане суть». Значит, оставались еще и некрещеные районы.

Для людей XI в. торжество христианства было связано с именем одного из сыновей Владимира — Ярославом, получившим

прозвище Мудрый. Колоритным языком об этом сказано в Повести временных лет. «Яко же бо се некто землю разореть, другий же насееть, они же пожинають и ядят пищу бескудну, такось Ярослав ж: отец бо его Владимир землю взора и умягчи, рекше крещеньем просвети; сь же насея книжными словесы сердца верных людей, а мы пожинаем, ученые приемлюще княжное». Таким образом, «только третье поколение считало себя по-настоящему христианами»{5}. Только при Ярославе Мудром «нача вера христианская плодитися и расширяти». Он продолжал «церкви ставити по градом и по местом». Главной же его заслугой было то, что при нем произошло окончательное оформление церкви как социальной организации. В 30-х годах в Киеве организуется митрополия, появляется первый достоверный русский митрополит (Феопемт — грек по национальности), строится митрополичий храм — киевская святая София, созывается первый общерусский церковный собор. Собор сделал попытку ликвидировать церковную зависимость от Византии. С желанием «национализации» русской церкви связано и установление праздника первых русских святых — князей Бориса и Глеба. Но при всем при том следует отметить, что русская церковь делала только первые шаги. Успехи ее, несмотря на «покровительство» Византии, в действительности преследовавшей свои цели, были в высшей степени скромными. Такое невысокое положение русской митрополии зафиксировано в греческих церковных источниках. В них русская митрополия является только одной из церковных провинций Константинопольской патриархии, занимающей в своеобразной «табели о рангах» вначале 61-е, а затем 52-е место. Русский митрополит приравнивался только к автокефальным (самостоятельным в некоторых действиях) архиепископам. Подчеркивая это, патриарх свои послания ему скреплял свинцовой печатью, а не восковой, как настоящим митрополитам. А на церковных соборах в Константинополе митрополит из Руси согласно существовавшим, так сказать, «местническим» законам занимал последние места по рангу.

Безусловно, такое положение не устраивало киевскую знать. Одной из проблем христианизации было отсутствие необходимого количества священнослужителей. Первыми церковниками на русской земле были греки. Так, Владимир для крещения Киева привел священников из завоеванного им Корсуня. В дальнейшем епископы и другие церковные иерархи присылались из Византии. Итак, священнослужителей было недостаточно. К тому же выяснилось, что священникам, не знающим языка страны, христианизацию которойони должны были проводить, эта миссия трудна. И уже при Ярославе стали «умножища прозвутери». Основным поставщиком миссионеров стали монастыри. Зарождение монастырского движения приурочено ко времени Владимира (при нем «монастыреве на горах сташа»), но при Ярославе «черноризьци почаша множитися, монастыри починаху быти». Крупнейшим и авторитетнейшим был Киево-Печерский монастырь, основанный в середине XI в. «на горах» Киевских. Именно из него вышло большинство «христовых» подвижников — рядовых миссионеров, распространителей слова божьего; и высших церковных чинов, занимавших епископские кафедры во многих древнерусских городах. Но «ославянивание» духовенства — черта русской жизни уже второй половины XI и последующих веков. В X и начале XI вв. в города Руси отправлялись греческие миссионеры, как правило, в сопровождении княжеских дружинников.

В ближайшие годы после начала крещения «Русской земли» предпринимаются попытки расширить влияние христианства. Часто полыхание пожаров и звон мечей сопровождали христианизацию местного населения: рядом с «попином» шли сквозь лесные дебри, плыли по рекам княжеские дружинники, а то и сами князья. Более столетия длится вооруженная конфронтация церкви и язычников, не желающих расстаться со своими идолами, своим укладом жизни, своей независимостью. Не только оружием насаждалось христианство. «Слово божье» также должно было способствовать этому. О сопротивляющихся язычниках писал митрополит Иоанн еще в XI в.: «подобает всяким образом направлять, и отвечать на их злобу наказанием (церковным, конечно, — А.Д.) и ученьем возвращати на правоверное учение», и только в крайнем случае прибегать к угрозам.

Логично предположить, что из «Русской земли» христианство стало внедряться в землях, которые или соседствовали с ней, как западные (Владимир, Туров), или находились в сфере киевского влияния (Новгород, Полоцк, Смоленск), где сидели посадники или князья, собирающие дань. О введении христианства в некоторых из них ничего не известно по летописям, кроме того, что Владимир, крестив сыновей, отправляет их в некоторые из указанных городов. Молчание летописей понятно, ибо летопись, как правило, выступает в качестве официального, церковного в первую очередь органа. Поэтому на ее страницах не нашлось места для описания невыгодных ей подробностей крещения. Другое дело — предания или жития. Первые бытовали в народной среде, вторые — распространялись святыми отцами и тем больше, чем больше подвигов они совершали на ниве насаждения новой веры. Нигилистическое отношение к ним вряд ли оправданно. Существование независимых друг от друга в различных регионах Руси такого рода источников доказывает реальность их общей основы — методов крещения населения русские земель.

Существует известие, что земли Волыни ходил крестить сам Владимир. Считается, что там был довольно рано основан епископат и возник монастырь в окрестностях Владимира. С введением христианства в Туровской земле и с методами его распространения связана местная легенда, рассказывающая, что по реке приплыли каменные кресты, а когда они остановились напротив городских стен, вода в реке покрылась кровью. На эти земли (до Буга и Стыри) претендовала и Пражская епископия, что известно из грамоты императора Оттона II и папы Венедикта VI. Однако, очевидно, желания католической церкви в данном случае расходились с возможностями. Во всяком случае, приоритет принадлежал русской церкви. Тайной остаются обстоятельства крещения Смоленска и Полоцка. По некоторым данным известно, что принятие новой веры в Смоленске произошло в 1013 г., т. е. через четверть века после киевского. Это наводит на размышления, что и здесь насаждение христианства столкнулось с противодействием. В Полоцк, возможно, новая вера проникла из Новгорода. На основе упоминания о местных епископиях только в начале XII в. с достаточной уверенностью можно сказать, что и в этих землях процесс христианизации растянулся на весь XI в.